• Религия и общество на Востоке
• 2018 год
• № 2

• ислам
• шиизм
• международные отношения
• Ближний Восток
• негосударственные акторы
• Иран
• Саудовская Аравия
• Ливан
• Бахрейн
• Ирак

Международные отношения на Ближнем Востоке переживают сложный период изменений, сопровождающийся вооруженной борьбой и идеологическим противостоянием, конкуренцией за региональное лидерство и появлением новых общественных движений. Тема внутриисламских противоречий, оказывающих влияние на региональные взаимоотношения, весьма актуальна, и с исследовательской точки зрения важным представляется вопрос существования транснационального шиизма – явления, которое заключает внутри себя потенциал превратиться в однородную идеологию и связать единой идентичностью представителей различных стран. В ряде арабских государств «шиитская проблема» возводится в статус угрозы национальной безопасности и стабильности в связи с опасениями роста влияния Ирана на внутреннюю политику этих стран и региона в целом. В этой связи важно выявить основные причины формирования наиболее значимых шиитских иснаашаритских[1] транснациональных движений и их трансформации на протяжении последних нескольких десятилетий.

Шиитская идентичность является частью сложной и многоуровневой структуры идентичности в арабских странах Ближнего Востока. Самые крупные шиитские общины находятся в таких странах региона как Иран, Пакистан, Индия и Ирак. В Пакистане и Индии, странах с большой численностью населения, эти общины составляют около 10–15% населения. Более существенную часть населения они составляют в следующих арабских странах: Ираке (65–70%), Йемене (35–40%), Ливане (45–55 %), Бахрейне (65–75 %) [9]. Иран является родиной самой крупной шиитской общины мира и претендует на роль лидера шиитского мира как в религиозном, так и в политическом плане.

Религия стала транснациональным явлением еще до появления современных национальных государств (nation-state). Однако распространение транснациональных политических сообществ стало возможным благодаря облегчению коммуникации между удаленными группами и связано с процессами глобализации. Поэтому рассматривать современный шиизм в его транснациональном измерении необходимо в двух аспектах: религиозных направлений и политически мотивированных шиитских движений. Шиизм как религия развивался многие века – формировались основные религиозные принципы, вырабатывалась модель управления общиной в условиях иноконфессионального окружения, эта модель апробировалась и видоизменялась; но период современного шиитского активизма начался сравнительно недавно – приблизительно в середине ХХ в. Он был связан с мобилизацией шиитских общин на основе социально-экономических требований и противопоставлял себя консервативным правительствам, светским идеологиям и традиционным духовным лидерам, воздерживавшимся от политики.

Шиитское богословие традиционно развивалось вокруг ряда религиозных центров. На протяжении истории эти религиозные центры сменяли друг друга в зависимости от политической обстановки в тот или иной исторический период и нередко связаны с памятными для шиитской истории регионами, святынями и местами паломничества. Такие центры находились и в Ливане (Джебель Амиль), и в Ираке (Наджаф, Кербела), и в Иране (Кум). Последний сдвиг центров влияния был связан с политикой иракского баасистского правительства в конце 1970-х гг., направленной против политически активных религиозных лидеров Наджафа, а также с Исламской революцией в Иране 1979 г. Тогда импульс своему развитию получили религиозные школы иранского Кума, а из иракского Наджафа многим пришлось уехать. Восстановление Наджафа как религиозного центра пришлось на период после свержения Саддама Хусейна в результате вторжения в Ирак Соединенных Штатов и их союзников в 2003 г.

Эти шиитские центры возникают, как правило, вокруг самых авторитетных религиозных школ, которые позволяют получить статус муджтахида. Это звание получает человек, имеющий религиозное образование и за которым признано право самостоятельно выносить решения по поводу исламского права (иджтихад). В шиитском исламе большую роль играет институт религиозного наставничества – марджаийя, принцип которого заключается в том, что каждый верующий выбирает наиболее, по его мнению, квалифицированного муджтахида в качестве ориентира в своей религиозной жизни, марджаа ат-таклид (образец для следования). В мире существует множество муджтахидов, из которых верующий должен следовать только одному. Как пишет московский иранист Н.А. Филин, обычно шиит выбирает такого наставника, исходя из традиции своей семьи, однако в последнее время наметилась тенденция следования сразу нескольким марджаа в различных религиозных вопросах [2]. Марджаийя не институционализирована, она не имеет четкой структуры вроде той, что существует у христианского духовенства. Чтобы обладать множеством последователей по всему миру, муджтахид должен не только иметь знания в области исламского права, но также обладать высоким статусом и харизмой. Поэтому среди множества муджтахидов и выделяется несколько десятков наиболее популярных марджаа ат-таклид, причем для общения с верующими они активно используют Интернет и не ограничены рамками государственных границ.

При рассмотрении поставленной проблемы под углом политического взаимодействия возникает вопрос, является ли следование шиитов иранскому рахбару аятолле Али Хаменеи (а ранее – аятолле Рухолле Хомейни) как марджаа ат-таклид политическим выбором и проявлением безусловной симпатии к иранской политике. С одной стороны, он является лидером Исламской республики Иран и определяет общее направление внутренней и внешней политики этой страны. С другой, как марджаа ат-таклид, он обладает правом давать рекомендации, касающиеся повседневной жизни верующих, и каждый шиит может сделать выбор следовать ли его рекомендациям. Ливанская партия Хизбалла, например, регулярно сталкивается на внутриполитической арене с обвинениями в том, что она следует указаниям из Тегерана. Хотя она всегда акцентирует свой ливанский патриотизм и действительно имеет местную повестку, ее руководство никогда не отказывается от приверженности принципу вилаят аль-факих (перс. велаят-е факих)[2] и следованию в религиозном плане Али Хаменеи. В своей книге «Хизбалла: история изнутри», ознаменовавшей период открытости партии и ставшей первой крупной попыткой написать собственную историю для внешнего мира, заместитель генерального секретаря и алим Наим Касем касается вопроса признания концепции вилаят аль-факих и сохранения при этом ливанской национальности партии. Вилаят аль-факих, наряду с исламом и джихадом, называется «столпом Хизбаллы». Объясняя причину, он говорит, что идея попечительства теолога-правоведа не была новинкой в 70-е годы, об этом писали различные шиитские алимы и ранее, однако только имам Хомейни смог поднять эту концепцию на новый уровень. Он не только теоретически подробно ее обосновал и разработал, но и применил на практике [15, 54–55]. При этом отдельной темой рассматриваются взаимоотношения партии и факиха. Н. Касем пишет: «Родина юриста-правоведа не имеет отношения к масштабу его влияния. То же самое применимо к духовной власти и географическим рамкам этой власти. Он может быть иранцем или иракцем, ливанцем или кувейтцем, или кем-то другим. Его национальность не связана с его квалификацией. <…> Границы его власти определяются реакцией со стороны откликающихся индивидов» [15, 55]. При этом по отношению к политическому движению теолог-правовед задает общее направление неотделимых друг от друга ислама и политики. Партия, однако, обладает значительной независимостью в решении практических задач, которые не требуют прямого наблюдения со стороны факиха, она свободна выстраивать отношения с любыми внутриливанскими и внешними акторами. Автор резюмирует: «теолог-правовед является хранителем всей исламской нации, и его власть не ограничивается какой-либо группой внутри нее» [15, 57], а правительство Ирана и Хизбалла как раз являются отдельными политическими общностями внутри этого более широкого поля.

Описанная позиция Хизбаллы была выработана не сразу и носит синкретический характер, в ней отражается как ливанский национализм имама Мусы ас-Садра (центральной фигуры для шиитского политического активизма в Ливане), так и позиция Мухаммада Хусейна Фадлаллы, в целом поддерживающего идею вилаят аль-факих, но не согласного во многом с ее практической реализацией. В том же параграфе, в котором Н. Касем говорит об управлении теологов-правоведов он цитирует и другого видного шиитского религиозного деятеля Мухаммада Бакира ас-Садра, идеолога партии «Ад-Даава аль-исламийя» (араб. Исламский призыв), или Даава[3]. Таким образом, Хизбалла как политическое движение создало на основе существующих теорий, подчас противоречащих друг другу, собственное видение, удовлетворяющее ее локальным и транснациональным амбициям. Признание вилаят аль-факих ставит идеологически близкие Ирану движения в уязвимую позицию по отношению к критике, касающейся их зависимости от Ирана. Однако на деле прагматические экономические интересы и необходимость продолжать совместные проекты на местах часто укрепляют связи между ними гораздо крепче.

Между тем, несмотря на рост влияния Ирана после исламской революции, в шиитском мире сохраняется многообразие марджаа ат-таклид, существовавшее веками. Большинство из них живут в Иране и Ираке, но есть также представители Бахрейна, Пакистана, Афганистана и других стран. Сложно составить рейтинг популярности шиитских марджаа ат-таклид, так как сети их последователей не представляют собой формальные организации и каждый верующий принимает решение не публично. Однако по ряду косвенных показателей одним из самых популярных считается аятолла Али аль-Хуссейни ас-Систани (Наджаф, Ирак) [4, 6–7]. Для многих шиитов из разных стран он является главным авторитетом по религиозным вопросам. Его позицию по отношению к участию людей религии в политике можно назвать консервативной: вмешательство возможно, когда оно действительно необходимо. На примере иракской политики после 2003 г. можно увидеть, что аятолле ас-Систани все чаще приходилось высказывать свою позицию и принимать фетвы по политическим вопросам в этой стране (в частности, в 2004 г. он призвал всех к участию в национальных выборах, а в 2014 г. – мобилизации против ИГИЛ [8]) и по поводу событий в других странах (например, политики Бахрейна по отношению к его шиитскому населению [3]).

Важную роль в поддержании транснациональной шиитской идентичности играют места паломничества, которые являются общественными пространствами, позволяющими верующим шиитам физически ощутить существование конфессиональной общности с представителями других государств. Исходя из этого, администрирование и поддержание в порядке святынь может являться частью политики «мягкой силы». Страной, которая имеет материальную возможность и желание вкладываться в развитие этого направления, является Иран, так как шиизм является неотъемлемой частью иранской культуры. Например, согласно П. Пинто, в 80-х годах прошлого века началось активное сирийско-иранское сотрудничество по восстановлению и приданию нового импульса развитию шиитских мест поклонения в Сирии. В частности, были перестроены и отреставрированы святыни Сейиды Зейнаб и Сейиды Рукайи[4]. Автор отмечает, что усыпальницы были перестроены на персидский манер, и эта архитектурная реформа с его точки зрения «создает эстетическую и символическую целостность шиитских святынь Сирии и Ирана, эстетически разграничивая священную географию транснационального шиизма» [14, 114]. При этом при святыне Сейиды Зейнаб находится самая крупная шиитская религиозная школа Сирии «Зейнабийя», которая контролируется так называемыми «ширазистами», о которых речь пойдет ниже и которые критично относятся к иранской модели.

Таким образом, несмотря на усиление влияния иранских религиозных школ и активную иранскую культурную политику, в религиозном отношении в современном иснаашаритском шиизме пока сохраняется многообразие. Как мы увидим ниже, иранская революция и воплощение идеи исламского государства вызывают противоречивый отклик у шиитов арабских стран: в свое время она служила воодушевляющим примером, но в то же время продолжает вызывать недовольство «присвоением» иранцами шиитской культуры.

Что касается политических движений, ассоциирующих свои интересы с шиитcкими общинами, то они получили распространение в середине ХХ в. и связаны с процессами религиозного возрождения на Ближнем Востоке и с борьбой шиитских общин за социально-экономические права в регионе. Рост шиитского религиозного самосознания был обусловлен теми же причинами, что и общеисламское возрождение: разочарованием в существующих в то время моделях организации общества и его модернизации, ростом влияния секуляристских и материалистических идеологий. Одновременно с этим многие движения были вдохновлены идеями равенства, социальной справедливости и антиколониализма, которые им предлагали левые направления. Среди шиитов Саудовской Аравии, Ливана и Ирака были популярны коммунистические партии, так как они представляли интересы наиболее экономически незащищенных слоев населения. Эти идеи внесли немалый вклад в развитие шиитского политического активизма второй половины ХХ в. Появлявшиеся шиитские движения нередко приобретали международный характер. Самым ярким примером шиитской политической организации того времени является партия «Ад-Даава аль-исламийя» («Исламский призыв», или Даава). Ее следы до сих пор можно обнаружить во многих странах с крупными шиитскими общинами. Она появилась в Ираке под интеллектуальным лидерством молодого муджтахида Мухаммада Бакира ас-Садра. Его взгляды на политическую жизнь общества заключались в балансе между концепцией совещательности (шура) и авторитетного мнения алима. Формирование партии происходило в конце 50-х годов на фоне роста популярности марксизма и секуляризма в Ираке. Шиитские алимы Наджафа и Кербелы были озабочены снижением количества учеников религиозных школ и в перспективе роли религии в обществе. Так, в период с 1918 по 1957 г. количество студентов хаузы (религиозной академии) Наджафа уменьшилось с 6 тыс. до менее 2 тыс. (из которых только 326 были иракцами) [17]. Партия Даава легально действовала в оппозиции коммунистическому движению Ирака примерно до конца 60-х – начала 70-х годов. После прихода к власти в Ираке партии Баас (или ПАСВ) начались репрессии против членов Даава, и партия сменила направление развития в сторону оппозиционной режиму вооруженной организации. Примерно с этих времен ее деятельность переместилась в эмиграцию. Многие связанные с партией и политически активные шииты были вынуждены покинуть Ирак. Члены Даавы, уехав из Ирака, обосновались в Сирии, Иране, Бахрейне, Кувейте. Возвратились на родину и многие ливанские члены партии, например, среди них были и первый, и нынешний секретари ливанской Хизбаллы – Аббас аль-Мусави и Хасан Насралла. Бывшие сторонники Даавы принимали активное участие в жизни ливанских шиитских партий и движений. Трое из девяти делегатов, основавших впоследствии партию Хизбалла были представителями Даавы [17], а многие члены ее руководства начинали свое религиозное образование в Баальбеке, где ощущалось сильное влияние идей Мухаммада Бакира ас-Садра. Сама Хизбалла на начальном этапе своего развития переняла у предшественницы многие способы ведения подпольной борьбы. В 1980 г. сторонниками партии Даава в Ираке была предпринята попытка покушения на Тарика Азиза, близкого помощника Саддама Хусейна. Считается также, что партия осуществила несколько попыток покушения на самого Саддама Хусейна. В связи с этим Даава была запрещена, а членство в ней каралось смертной казнью. Иракским правительством был казнен Мухаммед Бакир ас-Садр и его сестра Амина Хайдар ас-Садр (или Бинт аль-Худа), которая была активисткой и развивала образовательные программы для женщин.

Иранская революция 1979 г. лишь способствовала росту популярности идей, пропагандируемых Даавой по всему арабскому миру. При этом увлечение идеями Хомейни было постоянным источником напряженности и споров внутри партии. А годы, последующие за иранской революцией, стали апогеем распространения идеи вилаят аль-факих в среде партии [17]. После этого Даава институализировала светское управление с совещательным органом, состоящим из муджтахидов. Наиболее идеологически и политически близкая иранскому руководству организация, Верховный Совет исламской революции в Ираке, была создана бывшим членом Даавы, Мохаммедом Бакиром Аль-Хакимом. Основные активистские шиитские движения современного Ирака так или иначе исторически связаны с Даавой, различными ее крыльями и внутренними группировками.

Говоря о международных шиитских движениях, приходится постоянно возвращаться к идеям аятоллы Р. Хомейни. Теория вилаят аль-факих стала знаковой для развития шиитского активизма и на данный момент единственной примененной на практике моделью исламского правления. Она подразумевает управление обществом одним наиболее авторитетным теологом-правоведом, тем самым сделана попытка определить ведущего марджаа ат-таклид, самого авторитетного источника религиозной интерпретации и политической власти одновременно.

Иранская революция вселила оптимизм в арабских шиитских политических активистов, но в то же время разделила их на два лагеря: транснациональный и националистический. При этом второй является продолжением идей шиитского активизма, однако связан с территорией конкретного государства или народа. Например, Мухаммад Хусейн Фадлалла, до своей смерти в 2010 г. живший и работавший в Ливане, в целом одобрял исламскую революцию в Иране, однако опасался, что в ходе ее экспорта исламский характер будет подменяться национальными и геополитическими интересами Ирана [16, 179]. Подчеркивая арабские корни ислама, он не ограничивал свою деятельность Ливаном и поднимал вопросы западной политической гегемонии и экономической эксплуатации во всем арабском мире. Таким образом, он был своего рода арабским националистом от шиизма. Более актуальным примером националиста является Муктада ас-Садр, глава полувоенной организации «Армия Махди» в Ираке. После вторжения 2003 г. он встал в оппозицию большинству влиятельных в то время акторов в стране: оккупационным властям, традиционному духовному лидерству ас-Систани, шиитским партиям, набирающим вес в новых условиях. Он обвиняет шиитский истеблишмент в несамостоятельности и дрейфе в сторону Ирана, акцентируя свою приверженность интересам иракского народа.

Рост влияния Ирана в регионе, а также провозглашенная идея экспорта исламской революции не могли не привести к реакции со стороны правящих элит таких стран, как Саудовская Аравия или Бахрейн, и ставили представителей арабского политического шиизма в положение «пятой колонны» на территориях арабских государств. Доминирование идеологии ваххабизма в Саудовской Аравии не подразумевало терпимого отношения к местной шиитской общине. Еще в 20–30-е годы ХХ в. за обращение шиитов в ваххабизм выступали ихванисты[5], в то время многие были вынуждены принять ваххабизм или уехать. Правящая семья в своих интересах вела к балансу отношения между радикально настроенным религиозным истеблишментом и шиитской общиной. С развитием нефтяной отрасли шиитский вопрос все более актуализировался. Это было связано с тем, что шииты проживают в стратегически важных для энергетической и пищевой безопасности страны регионах, а также составляли в то время костяк рабочей силы АРАМКО[6]. Кстати, их недовольство в 70-х годах было связано далеко не только с вопросами дискриминации на основе религии, но и с условиями работы [12, 48]. Раздражение вылилось в восстание в аль-Катифе в 1979 г., которое до сих пор используется династией Саудитов как доказательство вмешательство Ирана во внутренние дела королевства.

В восстании большую роль играли представители еще одного транснационального шиитского движения, получившего распространение в то время, – «ширазистов». «Ширазистами» называют последователей Мухаммада аш-Ширази и членов его семьи. Они традиционно работали в школах Кербелы и конкурировали с алимами из Наджафа, не признавая второстепенной позиции Кербелы в области теологии. С началом антишиитской политики иракского режима партии Баас многие «ширазисты» были вынуждены покинуть Ирак. Так, Хасаном аш-Ширази была основана упоминавшаяся ранее школа (хусейния) «Зейнабия» в пригороде Дамаска Сейидат Зейнаб. Сам М. аш-Ширази долгое время работал в Кувейте и именно из Кувейта развивал сеть последователей в Персидском заливе. Аш-Ширази не шел на конфликт с правительством Кувейта, но в основанной им школе получали образование многие шиитские религиозные деятели Саудовской Аравии, в частности Хасан ас-Сафар, долгое время остававшийся оппозиционером и защитником интересов шиитов королевства. В основу международной сети «ширазистов» были положена благотворительная и образовательная деятельность. Направление политического активизма развивалось племянниками М. аш-Ширази Мухаммадом Таки аль-Мударриси и его братом Хади аль-Мударриси.

В Персидском заливе «ширазисты» соперничали с Даавой. Это отражало, во-первых, давнюю конкуренцию Наджафа и Кербелы, а во-вторых, соперничество за поддержку населения, так как финансовые ставки в этом регионе были высоки как нигде [7, 45]. «Ширазисты» на первых порах активно поддерживали исламскую революцию в Иране и стали основными пропагандистами идей Хомейни. Однако в начале 80-х годов разошлись их взгляды на исламское управление, а также методы продвижения революционной модели. Аш-Ширази противопоставлял идее правления одного алима (вилаят аль-факих) свою идею совещательности (шурат аль-фукаха). «Ширазисты» критиковали иранского лидера за ограничение свободы выражения мнения. При этом они занимали жесткую позицию по необходимости продвижения революций в других странах, в то время как иранское руководство все более переходило к прагматизму в своей политике. Поддерживая связи с оппозиционером аятоллой Мухаммадом Хусейном Монтазери, М. аш-Ширази на долгое время остался критиком иранского режима. Он умер в 2001 г., его официальным преемником стал Садик аш-Ширази, а политически более активную часть возглавил Мухаммад Таки аль-Мударриси.

Еще одной страной, где вели свою деятельность шиитские транснациональные организации, стал Бахрейн, где шииты представляют большинство населения, однако не имеют доступа к властным ресурсам. На Бахрейне получили популярность две партии: Даава и Исламский фронт освобождения Бахрейна (ИФ). Даава была фактически местным отделением своей иракской предшественницы и состояла из религиозных активистов, бывших учеников школ Наджафа [6, 247]. ИФ сначала существовал в качестве благотворительного фонда и занимался просвещением, пока не включился в революционную деятельность, получив свое название. Большую роль в деятельности фонда и ИФ играл Хади аль-Мударриси, племянник Мухаммада аш-Ширази [1, 183]. Так как целью обеих партий в начале их пути была борьба с секуляристскими идеями, то семья Халифа видела в них противовес левым и арабским националистическим движениям. Однако такая политика зашла в тупик, когда «Народный» и «Религиозный» блоки вместе выступили против принятия правителем новых законодательных актов без консультаций с парламентом [1, 180]. Этот кризис привел к тому, что в 1975 г. парламент был распущен. Напряжение между религиозными шиитскими движениями и бахрейнским правительством усилилось после Исламской революции в Иране в 1979 г. В то время как Даава выбрала легальные средства борьбы, ИФ попытался совершить в 1981 г. переворот, который был предотвращен. Данный контекст, безусловно, оказывал влияние на восприятие шиитов правящей элитой: постепенно они стали представлять собой латентную угрозу для режима и источник возможных проблем. Попытка переворота привела к политике по исключению шиитов из состава аппарата безопасности и армии как своего рода превентивной мере против протеста [6]. Следующим этапом поляризации общества по конфессиональным границам в Бахрейне стал период 1994–1999 гг. Основными причинами недовольства были социально-экономическая ситуация и нежелание правительства восстанавливать деятельность парламента. В тот период оформилась новая шиитская оппозиция, которая стала движущей силой протестов 2011 г.

Сейчас положение шиитских общин в арабских странах различается от страны к стране. В основном какие-либо изменения в их статусном положении были достигнуты в результате серьезных трансформаций общества, примером чему могут служить шииты Ливана и Ирака. Активное участие шиитских вооруженных партий в ливанской гражданской войне 1975–1990 гг. и последующая вовлеченность в поствоенную политику обеспечило шиитским акторам влияние на внутри- и внешнеполитическую жизнь страны. В Ираке изменения произошли в результате внешнего вмешательства США в 2003 г. и свержения Саддама Хусейна: объединенный шиитский блок (Даава, Верховный совет по исламской революции в Ираке) получил большинство, и кресло премьер-министра закрепилось за шиитами. В относительно стабильных режимах, например, в Бахрейне, шиитам сложнее добиться изменений, особенно при активной поддержке политики правительства извне – со стороны стран Залива, входящих в Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). Они остаются там в оппозиции. Единственным примером взвешенной в этом отношении политики является Кувейт, где королевская семья ас-Сабах сделала ставку на кувейтскую национальную идентичность, и при этом шиитская община не отстранялась от результатов экономического роста и нефтяного бума, как это происходило в Саудовской Аравии.

Этап региональных трансформаций периода так называемой «арабской весны» характеризуется конфессиональной поляризацией, особенно на уровне риторики. Волна протестов 2011 г. затронула и оппозиционные движения в Бахрейне и Саудовской Аравии. Волнения были подавлены, а надежды шиитской оппозиции на реформы не оправдались. Самым громким международным конфликтом на конфессиональной почве между Саудовской Аравией и Ираном стали события января 2016 г. – после казни в саудитами шейха Нимра ан-Нимра. Это событие вызвало широкий протест среди шиитов Саудовской Аравии, Бахрейна, Ливана, Ирака и Ирана. Демонстрации и протесты прошли во всех этих странах, в Тегеране посольство КСА закидали бутылками с зажигательной смесью, после чего страны ССАГПЗ разорвали дипломатические отношения с Ираном. Нужно отметить, что ан-Нимр не имел прямого отношения к иранскому руководству: он представлял направление «ширазистов». Принимал участие в восстании 1979 г., потом долгое время был в эмиграции в Иране, а вернувшись в 1993 г. в Саудовскую Аравию, он возглавил более радикальное направление «ширазистов» королевства, которое противопоставляло себя Хассану ас-Сафару, настроенному на компромисс с властями.

В волнениях 2011 г. в Бахрейне также активную роль играли «ширазисты», в частности Общество исламского действия («Амаль»), которое впоследствии было ликвидировано правительством. Его духовными наставниками были братья-аятоллы аль-Мударриси – Хади и Мухаммад Таки. Тем не менее, основой протестов 2011 г. оказались движения, требующие равноправия для всех граждан Бахрейна и демократизации политического процесса. При этом шиитская идентификация скорее вредит оппозиции, так как правительство использует ее как повод обвинить протестующих в заговоре с Ираном и попытке переворота.

Таким образом, можно констатировать, что проиранские направления на данный момент не являются доминирующими в оппозиции королевствам Персидского залива. При этом любые действия против шиитских лидеров вызывают отклик в других странах. Существование своеобразной шиитской публичной сферы способствует этим процессам. Если раньше групповая шиитская солидарность поддерживалась прежде всего алимами, которые получали образование в одних и тех же школах, являлись представителями одних семей, дискутировали на страницах шиитских журналов, то появление спутниковых каналов и социальных сетей позволило включиться в дискурс каждому неравнодушному. Провозглашение ИГ в 2014 г. с откровенно антишиитской риторикой и антишиитским насилием на территории Ирака и Сирии способствовало консолидации шиитского общественного мнения в регионе. Защита шиитских святынь в Сирии, а также военная операция Саудовской Аравии в Йемене стали наиболее обсуждаемыми темами в общественной дискуссии на этих площадках, несмотря даже на то, что шииты Йемена не являются иснаашаритами. В то же время подобный дискурс способствует конструированию проблемы только в одной плоскости (враждебного окружения по отношению к шиитским общинам), поэтому совпадение интересов как транснациональных, так и национальных шиитских организаций на данном этапе региональной политики неизбежно.

Подводя итог, отметим, что на политизацию шиитских движений и оформление ряда доминирующих направлений шиитского политического активизма оказали влияние следующие факторы:

- внешние, связанные с политикой внерегиональных держав, а также системой международных региональных отношений;

- внутринациональные – со своими различиями от страны к стране, которые коренятся в уровне модернизации общества, экономическом положении общины, ее статусном уровне в политике государства (включая демографическое положение), а также стабильности государственной политической системы.

Большую роль в формировании и развитии транснациональных шиитских движений играли религиозные деятели, многие из которых являлись марджаа ат-таклид (или даже имели статус аятолл) и представляли семьи с долгой богословской традицией. Движения стали выступать за возвращение ислама не только в частную жизнь людей, но и в политику. Они противопоставляли себя различным левым (коммунистическим и социалистическим) направлениям, популярным в то время в шиитских общинах Ирака, Саудовской Аравии, Бахрейна и Ливана. Левые партии отражали интересы в том числе шиитских общин, однако не имели конфессионального маркера в силу своей материалистической идеологии. В этих условиях религиозные лидеры стали отказываться от традиционно пассивной политической традиции, таким образом пытаясь сохранить роль религии в обществе. При этом обычно высокопоставленные и авторитетные аятоллы поддерживали, но не являлись членами политических партий (например, аятолла Мухсин аль-Хаким и партия Даава), а сами партии старались привлечь также и более светских последователей.

Кульминацией этих процессов стала Исламская революция в Иране 1979 г. Аятолла Хомейни претендовал не только на роль ведущего марджаа ат-таклид, но и политического лидера. Однако несмотря на то, что концепция вилаят аль-факих стала логичным завершением распространения идей политического активизма, она также разделила шиитские движения в идеологическом отношении. Победа революции в Иране вызвала реакционную политику арабских стран по отношению к шиитским общинам и таким образом повлияла на дальнейшую историю транснациональных шиитских акторов на Ближнем Востоке. Событием, актуализировавшим шиитский вопрос в новом веке, стала операция США и их союзников в Ираке в 2003 г. Приход к власти шиитского большинства, дебаасификация страны и рост влияния Ирана – все это воспринималось и продолжает восприниматься странами Персидского залива во главе с Саудовской Аравией как угроза своему влиянию.

Ирак в свое время стал местом зарождения шиитского активизма, и иракская Даава встала тогда в оппозицию баасистскому режиму, будучи вынужденной вести свою подпольную деятельность с территории других государств, пропогандируя идеи Мухаммеда Бакира ас-Садра и свои методы. От нее откололось в большей степени проиранское направление, и такое положение сохраняется в иракской политике до сих пор. Самой успешной организацией, признающей вилаят аль-факих, стала ливанская Хизбалла, при этом вопрос подчинения указаниям иранского руководства остается достаточно спорным. Партия проводит прагматичную внутреннюю политику и не стремится выходить за пределы своей «зоны комфорта», если это не затрагивает ее жизненно важных интересов. Движением, вставшим в оппозицию иранскому руководству, и получившим особое распространение в странах Персидского залива стали «ширазисты», которые не представляют собой оформленную партию, это скорее отдельные национальные организации, имеющие общих духовных вдохновителей. Таким образом, до сих пор определяющим фактором, который идеологически и политически разделяет шиитские транснациональные движения, является отношение к Ирану и его политической системе.

Многие партии, являющиеся наследниками транснациональных движений или использующие их опыт, развивались местными лидерами и направляли свою деятельность на решение проблем шиитской общины конкретной страны – Ливана, Бахрейна или Саудовской Аравии. Поэтому в развитии идей шиитского активизма сохраняется националистический тренд. На данный момент международные контакты шиитских партий зачастую вредят их позициям на внутриполитической арене. Только в некоторых случаях (например, ливанская Хизбалла) шиитские партии достигли достаточной силы и влияния, чтобы сохранять устойчивые позиции в обществе, а в других они до сих пор подвергаются давлению со стороны сильного государства, и их положение нестабильно. Сопровождающее эти процессы, региональное соперничество Саудовской Аравии и Ирана оказывает большое влияние на позиции шиитских движений. Оно приводит к маргинализации шиитских общин в странах Персидского залива и одновременно способствует росту региональной шиитской солидарности в связи с политикой этих государств.

ЛИТЕРАТУРА

1. Мелкумян Е.С. Истории государств Персидского залива (Бахрейн, Катар, Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты, Оман) в ХХ – начале ХХI в. М.: Фонд русско-арабских исследований и информации, ИВ РАН, 430 с.
2. Филин Н.А. Критерии права на марджа‘ят (религиозное наставничество) в шиитском исламе // Власть, 2017, №1. C. 145–147.
3. Grand Ayatollah Sistani hails Ayatollah Qassim's peaceful efforts in Bahrain // Pars Today. URL:http://parstoday.com/en/news/middle_east-i16378-grand_ayatollah_sistani_hails_ayatollah_qassim's_peaceful_efforts_in_bahrain (дата обращения: 26.10.2017).
4. Khalaji, M. The Last Marja: Sistani and the End of Traditional Religious Authority in Shiism // Policy Focus, 2006, No. 59. P. 50.
5. Latif, A. The Da'wa Party's Eventful Past and Tentative Future in Iraq // Carnegie Endowment for International Peace. URL: http://carnegieendowment.org/sada/20930 (дата обращения: 27.10.2017).
6. Louër, L. Sectarianism and Coup-Proofing Strategies in Bahrain // The Journal of Strategic Studies, 2013, Vol. 36, No. 2. P. 245–260.
7. Louër L. Transnational Shia Politics: Religious and Political Networks in the Gulf. London: Hurst Publishers, 2012. 342 c.
8. Mansour, R. The Popularity of the Hashd in Iraq // Carnegie Middle East Center. URL: http://carnegie-mec.org/diwan/62638?lang=en (дата обращения: 17.09.2017)
9. Mapping the Global Muslim Population // Pew Research Center. URL: http://www.pewforum.org/2009/10/07/mapping-the-global-muslim-population/ (дата обращения: 20.09.2017).
10. Matthiesen, T. The World’s Most Misunderstood Martyr // The Foreign Policy. URL: http://foreignpolicy.com/2016/01/08/the-worlds-most-misunderstood-martyr/ (дата обращения: 17.09.2017).
11. Matthiesen, T. Sectarianization as Securitization Identity Politics and Counter-Revolution in Bahrain // Sectarianization: Mapping the New Politics of the Middle East / by Nader Hashemi, Danny Postel. London: Oxford University Press, 2017. P. 199–214.
12. Nakash Y. Reaching for Power: The Shi'a in the Modern Arab World. Princeton (NJ): Princeton University Press, 2011. 248 p.
13. Patterson, M. The Shi’a Spring: Shi’a Resistance and the Arab Spring Movement in the GCC States // Mathal, 2015, Vol. 4, Issue 1. URL: http://ir.uiowa.edu/mathal/vol4/iss1/3 (дата обращения: 20.09.2017).
14. Pinto, P.G. Pilgrimage, Commodities, and Religious Objectification: The Making of Transnational Shiism between Iran and Syria // Comparative Studies of South Asia, Africa and the Middle East, 2007, Vol. 27(1). P. 109–125.
15. Qassem, N. Hizbullah: The Story from Within. London: SAQI, 2005. 284 p.
16. Sankari J. Fadlallah. The Making of a Radical Shi’ite Leader. London: SAQI, 2005. 397 p.
17. Shanahan, R. The Islamic Da’wa Party: Past Development and Future Prospects // The Middle East Review of International Affairs, 2004, 8, No. 2. URL: http://www.rubincenter.org/2004/06/shanahan-2004-06-02/ (дата обращения: 2.10.2017)

REFERENCES:

1. Filin, N.A. Kriterii prava na mardzha'jat (religioznoe nastavnichestvo) v shiistkom islame, Vlast', No. 1, 2017, 145–147.
2. Grand Ayatollah Sistani hails Ayatollah Qassim's peaceful efforts in Bahrain, Pars Today, available at: http://parstoday.com/en/news/middle_east-i16378-grand_ayatollah_sistani_hails_ayatollah_qassim's_peaceful_efforts_in_bahrain
3. Khalaji, M. The Last Marja: Sistani and the End of Traditional Religious Authority in Shiism, Policy Focus, 59, 2006, p. 50.
4. Latif, A. The Da'wa Party's Eventful Past and Tentative Future in Iraq, Carnegie Endowment for International Peace, available at: http://carnegieendowment.org/sada/20930.
5. Louër, L. Sectarianism and Coup-Proofing Strategies in Bahrain, The Journal of Strategic Studies, Vol. 36, No. 2, 2013, pp. 245–260.
6. Louër, L. Transnational Shia Politics: Religious and Political Networks in the Gulf, London, Hurst Publishers, 2012, 342 p.
7. Mansour, R. The Popularity of the Hashd in Iraq, Carnegie Middle East Center, available at: http://carnegie-mec.org/diwan/62638?lang=en (accessed: 17.09.2017)
8. Mapping the Global Muslim Population, Pew Research Center, available at: http://www.pewforum.org/2009/10/07/mapping-the-global-muslim-population/
9. Matthiesen, T. The World’s Most Misunderstood Martyr, The Foreign Policy, available at: http://foreignpolicy.com/2016/01/08/the-worlds-most-misunderstood-martyr/
10. Matthiesen, T. Sectarianization as Securitization Identity Politics and Counter-Revolution in Bahrain, Sectarianization, Mapping the New Politics of the Middle East, e by Nader Hashemi, Danny Postel, London, Oxford University Press, 2017, pp. 199–214.
11. Melkumjan, E.S. Istorija gosudarstv Persidskogo zaliva (Bahrejn, Katar, Kuvejt, Ob#edinennye Arabskie Jemiraty, Oman) v ХХ – nachale ХХI v. (The History of Persian Gulf States (Bahrain, Qatar, Kuwait, United Arab Emirates, Oman) in the XX and beginning of XXI century), Moscow, Fond russko-arabskih issledovanij i informacii, IOS RAS, 2016, p. 430
12. Nakash, Y. Reaching for Power: The Shi'a in the Modern Arab World, New Jersey, Princeton University Press, 2011, 248 p.
13. Patterson, M. The Shi’a Spring: Shi’a Resistance and the Arab Spring Movement in the GCC States, Mathal, 2015, Vol. 4, Iss. 1, available at: http://ir.uiowa.edu/mathal/vol4/iss1/3.
14. Pinto, P.G. Pilgrimage, Commodities, and Religious Objectification: The Making of Transnational Shiism between Iran and Syria, Comparative Studies of South Asia, Africa and the Middle East , 27 (1), 2007, pp. 109–125.
15. Qassem, N. Hizbullah: The Story from Within, London, SAQI, 2005, 284 p.
16. Sankari, J. The Making of a Radical Shi’ite Leader, London, SAQI, 2005, 397 p.
17. Shanahan, R. The Islamic Da’wa Party: Past Development and Future Prospects, The Middle East Review of International Affairs, 2004, 8, No. 2, available at: http://www.rubincenter.org/2004/06/shanahan-2004-06-02.

[1] Иснаашариты или шииты-двунадесятники – самое большое по количеству последователей направление шиитского ислама. Свое название получили из-за того, что признают 12 имамов.

[2] Вилаят аль-факих (араб. правление факиха) – шиитская религиозно-правовая доктрина, согласно которой в период великого сокрытия двенадцатого имама функции управления обществом берет на себя самый компетентный в области исламского права правовед-теолог (факих).

[3] Основанная в 1958 г. иракская исламская политическая партия, вставшая в оппозицию правящей партии Баас.

[4] Сайида Зейнаб – дочь имама Али и сестра имама Хусейна, почитается в шиитском исламе за свою роль в событиях при Кербеле. Сайида Рукайя – дочь имама Хусейна, также почитается шиитами и является участницей событий при Кербеле.

[5] Ихван (братья, братство) – вооруженная религиозная организация, которая сыграла большую роль в установлении власти Ибн Сауда на территории современной Саудовской Аравии. Ихван придерживалась радикальных взглядов на очищение и унификацию ислама, это вызвало впоследствии конфликт между Ибн Саудом и этой организацией. 

[6] АРАМКО - Arabian American Oil Company