«Религия и общество на Востоке»

Периодическое издание Института востоковедения РАН, ISSN 2542-1530

Статья

Кризис в отношениях между Константинопольским и Московским патриархатами в контексте мировой политики XX–XXI веков

Аннотация

Авторы
Аффилиация: Диссертационный совет Д.002.042.04
член диссертационного совета
Журнал
Раздел Politics and the church / Политика и церковь
Страницы 26 - 66
Аннотация DOI: 10.31696/2542-1530-2020-4–26–66

В статье рассмотрены основные конфессиональные и политические аспекты конфликта между Константинопольским и Московским патриархатами, обострившегося в 2018–2019 гг. в связи с предоставлением Константинополем автокефалии Украинской Православной церкви. Обращено внимание на возрастание религиозного (цивилизационного) фактора в мировой политике и его использование в современных международных отношениях. Названы исторические предпосылки данного конфликта, такие как проблема церковной автокефалии и формирование национальных церквей, смена миропорядка в начале и в конце ХХ в. Особое внимание обращено на притязания Константинопольского патриархата в православном мире, его настойчивые попытки в ХХ в. утвердить свое главенство по отношению ко всем иным древним и новым Церквам. Немалую роль в такой политике сыграли личности глав Константинопольского патриархата в ХХ в. Показаны истоки конфликтов между Константинополем и Москвой, в частности, по украинскому вопросу, и шаги обеих сторон во второй половине ХХ в. к нормализации отношений. Обращено внимание на связь Критского собора нескольких православных Церквей в 2016 г. и последующее решение Константинополя об автокефалии Украинской церкви. Показан смысл использования церковных проблем Великобританией в XIX в., и США в XX и XXI в. в их политике сдерживания и ослабления России. Тем самым кризис в отношениях между двумя частями Вселенской Церкви имеет не только чисто церковное (экклезиологическое) значение, но и стал частью процесса трансформации мировой системы международных отношений в XXI в.
Ключевые слова
Получено 21.03.2020
Дата публикации 21.03.2020
Скачать JATS
Статья

В начале XXI в. заметно усилилось влияние нематериальных факторов в международных отношениях. Причем это усиление совпало с кризисом господствовавших ранее секулярных политических идеологий. С. Хантингтон в 2004 г. отмечал, что «в последней четверти двадцатого столетия вектор развития человеческого общества изменил направление» – с идеологического на религиозное: «Религия восстановила свою значимость, как в частной, так и в общественной жизни, как на уровне национальных государств, так и в межгосударственных отношениях» [Хантингтон 2018, 470]. Уменьшение значимости идеологии привело к возрастанию роли истории, культуры и религии как источников идентичности личности и народа, что стало использоваться политиками.

Религиозный фактор, как проявление «мягкой силы» учитывается при анализе международных отношений в разных регионах мира. Религия и религиозные институты используются отдельными государствами для достижения собственных целей. Тем самым, можно выделить религиозно-политический и церковно-политический факторы в истории и современных международных отношениях. Первый отражает собственно религиозные (вероучительные) проблемы, а второй – деятельность религиозных институтов. Примерами первого можно назвать создание в XIX в. императором Александром I Священного Союза как общеевропейской системы международного порядка, а в ХХ в. – Исламскую революцию в Иране в 1979 г. и последовавшее за ней создание Исламской республики Иран. Наглядными примерами второго могут выступать в XIX в. проведение канцлером Германии О. Бисмарком политики культуркампфа ради уменьшения влияния Ватикана в общественно-политической жизни Германии, а в ХХ–XXI вв. – попытки создания автокефальной Украинской Церкви для отрыва Украины и украинского народа от России в геополитическом противоборстве США с РФ.

Такого рода переплетение проблем сугубо церковных и внутриполитических с проблемами в региональной и мировой системах международных отношений происходило на протяжении столетий, хотя имело разный масштаб. Использование церковно-политического фактора в мировой политике можно увидеть в обострившимся в 2018 г. кризисе в отношениях между Константинопольским и Московским патриархатами вселенской Православной Церкви. Он включает противоречия межгосударственные между Украиной и РФ, проблемы становления национального государства на Украине, а также формирование нового порядка международных отношений в Европе и в мире, а также новые явления в политике Константинопольского патриархата. Сложная природа этого кризиса требует комплексного анализа, выхода за рамки субрегиона Восточной Европы, обращения не только к недавним событиям, но и к давней истории[1].

Предмет межцерковного конфликта

Священный синод Русской Православной церкви (РПЦ) принял 15 октября 2018 г. специальное заявление в связи с посягательством Константинопольского патриархата (КП) на каноническую территорию Русской Церкви. Основанием послужило нарушение церковных канонов в решении КП от 11 октября 2018 г. о подтверждении намерения «предоставить автокефалию Украинской Церкви», об открытии в Киеве «ставропигии» Константинопольского патриарха, о «восстановлении в архиерейском или иерейском чине» лидеров украинского раскола и их последователей, ранее лишенных церковного сана Московским Патриархатом (МП), и «возвращении их верующих в церковное общение», и даже об «отмене действия» соборной грамоты КП 1686 г., касающейся передачи Киевской митрополии в состав МП.

Невзирая на этот протест, 6 января 2019 г. в Стамбуле патриарх Константинопольский Варфоломей вручил украинской делегации во главе с президентом Петром Порошенко «томос» о даровании автокефалии некоей структуре, названной «Святейшая церковь Украины». Это и стало роковым рубежом в отношениях двух Церквей.

Предметом конфликта стала судьба автокефальной (независимой от МП) Украинской Церкви, которую стремились создать после 1917 г. сторонники самостийной Украины, а в течение двух последних десятилетий – власти независимой Украины и некоторые бывшие священнослужители РПЦ, обратившиеся в раскол фактически при поддержке со стороны КП. Сами по себе перечисленные действия раскольников и КП являются нарушением признанных правил церковной жизни, но все же ограничены сферой межцерковных отношений. Однако в условиях политического конфликта на юго-востоке Украины и напряженных украино-российских отношений, а также сложных и противоречивых процессов национально-государственного строительства на Украине, межцерковный конфликт имел значение регионального политического конфликта. Когда же к нему подключился КП, конфликт обрел гораздо больший масштаб и значение. Видится возможным даже раскол Православной Церкви по лекалам Великой схизмы 1054 г.

Все это побуждает не только к богословскому, но и политологическому осмыслению современных явлений, в которых перемешаны действительно религиозное и квазирелигиозное – тесно связанное с определенной идеологией или мировоззрением, явлений, где церковная политика оказывается переплетенной или подчиненной интересам политики государственной, и риторика о традиционных ценностях теснит собственно религию.

Кратко назовем церковно-канонические и исторические предпосылки возникшей ситуации.

Автокефалия как принцип церковного порядка

Прежде всего, следует остановиться на понятии автокефалия, которое оказалось в центре конфликта. Церковная автокефалия в буквальном переводе с греческого означает самоглавие. Вселенская Православная церковь состоит из взаимосвязанных автокефальных Поместных церквей, вполне самостоятельных в своей внутренней жизни, при этом разделяющих единое вероучение, имеющих равнозначную иерархию и традицию совершения богослужения[2].

Всякая автокефальная Церковь имеет самостоятельный источник власти, поставляя своего главу из числа епископов, опираясь при этом на решение III Вселенского собора (431 г.), а также канонизирует своих святых, приготовляет святое миро, самостоятельно осуществляет административную и судебную деятельность. В диптих (список поминаемых предстоятелей Православных церквей) ко времени IV Вселенского собора (451 г.) входили главы Поместных церквей: Римской, Константинопольской, Александрийской, Антиохийской, Иерусалимской. После отпадения Рима в 1054 г. первое место в диптихе занял Константинопольский патриархат, благодаря политическому значению столицы империи, как «царствующего града», а в 1590 г. на пятое место был поставлен Московский патриархат. Ныне в диптих входят также патриархаты Грузинский, Сербский, Румынский и Болгарский, автокефальные Церкви Кипрская, Элладская, Албанская, Польская, Чешских земель и Словакии, Американская (хотя КП не признает автокефальный статус Американской церкви, а Грузинскую ставит на девятое место после Болгарской). Все Православные церкви равноправны. Место в диптихе не сообщает Церкви каких-либо преимуществ и привилегий, подразумевает лишь «первенство чести, но не власти».

Появление новых автокефальных Церквей в древности было связано с географической отдаленностью территории, обретением ею политической самостоятельности или иными историческими, этнонациональными особенностями. В имперский период право предоставления автокефалии принадлежало исключительно императорам Византии.

В настоящее время решение о даровании самостоятельной автономной Церкви автокефалии принимается высшей властью Поместной церкви (кириархальной по отношению к первой). Так, РПЦ является кириархальной Церковью для Японской и Китайской автономных Церквей, для Украинской, Белорусской, Молдавской, Латвийской и Эстонской Православных церквей, имеющих статус самоуправляемых. Константинопольская церковь имеет такой же статус для автономной Финляндской церкви и для Критской церкви, Иерусалимская Церковь – для автономной Синайской церкви.

Юрисдикционная связь между автономными и кириархальными Церквами обусловлена историческими причинами. Например, автономная Финляндская церковь, основанная РПЦ, самочинно перешла в юрисдикцию Константинопольского патриархата, но в 1957 г. Церковь-мать признала этот ее статус. КП предоставлял автокефалию входившим к тому моменту в его состав Элладской (1850), Сербской (1879), Румынской (1895) Болгарской (1945) и Албанской (1937) церквам, а также Русской церкви (в 1589 г., хотя она была провозглашена еще в 1448 г., но не признавалась Константинополем). РПЦ даровала автокефалию Польской (1948), Чехословацкой (1951) и Православной церкви в Америке (1970).

Автономные Церкви имеют ограниченную самостоятельность, сохраняя каноническую зависимость от кириархальной Церкви, и лишены права поставлять своего главу [ПЭ, т. 34, 160].

Крещение Руси в 988 г. ознаменовало возникновение Русской церкви в Х в. как части Константинопольской церкви. В 1299 г. митрополит Киевский и всея Руси Максим переместил свою кафедру из Киева во Владимир-на-Клязьме, столицу Северо-Восточной Руси, объясняя это «насилием от татар в Киеве» и разорением «матери городов русских». Конечно, это получило поддержку от великих князей Владимирских, чей авторитет вырос в общерусском масштабе. В ответ на это галицко-волынский князь Юрий Львович добился в 1303 г. от Константинопольского патриарха Афанасия и византийского императора Андроника II Палеолога создания на короткое время отдельной Галицкой митрополии с подчинением ей всех епархий юго-восточной «Малой Руси», причем без согласия митрополита Максима. В 1317 г. попытка раздела Киевской митрополии повторилась по инициативе литовского князя Гедимина: была создана Литовская митрополия, просуществовавшая до 1362 г. Тем самым, пишет автор энциклопедической статьи А.В. Назаренко, «политическое развитие Восточной Европы все дальше разводило западные и юго-западные земли Руси, оказавшиеся к середине XIV в. в основном в составе Великого княжества Литовского, и земли северные и северо-западные, находившиеся под номинальной властью великих князей владимирских. В таких условиях… окончательный раздел Киевской митрополии становился лишь вопросом времени, хотя и был отсрочен еще на столетие – до середины XV в.» [ПЭ, т. РПЦ, 50–51].

Политические притязания литовских князей дополнились стремлением Рима подчинить своей власти южнорусские земли путем создания унии (подчинения католическому Риму). В 1458 г. патриарх Константинопольский Григорий III Мамма по согласованию с Римским папой Каллистом III, принял решение о выделении из Киевской митрополии особой «митрополии Киевской, Литовской и всея Руси», охватывающей православные епархии на территории Великого княжества Литовского и Польши с центром в Вильно.

В 1596 г. на соборе епископов «Западнорусской митрополии» в Бресте было принято решение о соединении с Католической церковью, о подчинении папе Римскому и принятии католического вероучения, что стало следствием деятельности католического духовенства и давления государственной власти – лично польского короля Сигизмунда III. Митрополит Киевский Михаил открыто объявил себя сторонником унии. Тем не менее, папа Климент VIII не дал прав автономии Киевской митрополии, сохранение особенностей православного вероучения исключалось, но он согласился на сохранение там своих обрядов, «если только эти обряды не противоречат истине и учению католической веры». Вследствие этого произошел раскол духовенства и мирян Киевской митрополии, большинство которых были противниками унии, и оказались притесняемыми государственной властью, в то время как западнорусская знать ради сохранения своего положения изменила вере отцов. «Религиозный конфликт стал приобретать характер политического столкновения между государством и православным населением Речи Посполитой, которое воспринимало действия власти как посягательство на традиционное право свободно исповедовать свою религию» [ПЭ, т. 6, 240; Общая история… 2017, т. 2-1, 237]. Отношения между Киевской кафедрой и Москвой были разорваны и возобновились лишь в середине XVII в., приведя, в конечном счете, к вхождению Киевской митрополии в состав МП. В этих давних событиях можно видеть прообраз сегодняшней ситуации на Украине.

Проблемы в Украинской церкви

В ХХ в. попытки воссоздания независимой Украины после 1917 г. сопровождались попытками создания и независимой Украинской церкви. Усилиями националистов на Киевском «соборе» 1921 г. была объявлена «самосвятская» Украинская автокефальная Православная церковь (УАПЦ). Вскоре она распалась, но вновь возникла в 1942 г. – в период немецко-фашистской оккупации Украины. После освобождения территорий церковная жизнь Украины протекала вновь в канонических пределах РПЦ.

В конце 1980-х годов в результате «перестройки» и общей либерализации общественно-политической жизни в СССР, в западных областях Украины начался рост националистических настроений. В церковной жизни это привело к более широкому распространению униатства и усилению движения за автокефалию. С 1966 г. патриаршим экзархом Украины был архиепископ Киевский и Галицкий (с 1968 г. митрополит) Филарет (Михаил Антонович Денисенко). Главной проблемой церковной жизни в то время оставалась уния, но он не смог найти приемлемое решение униатского вопроса в Галиции, отказался от попыток диалога со священноначалием Украинской греко-католической церкви (УГКЦ).

Те, в свою очередь, опирались на поддержку Ватикана, активизировавшуюся после встречи 1 декабря 1989 г. президента СССР М.С. Горбачева с папой Римским Иоанном-Павлом II. Униаты (нелегальные общины греко-католиков, ушедшие в подполье после 1946 г.) начали в 1987 г. кампанию за легализацию УГКЦ. Возник Комитет защиты Украинской католической Церкви, которую представляли как «Церковь-мученицу», пострадавшую от сталинских репрессий, в то время как РПЦ, пострадавшую несравнимо более, обвиняли в сговоре с властями. В январе 1990 г. униаты обрели легальный статус. Но это не принесло мира на Украину. В условиях обострения межнациональных отношений массовый характер приняли захваты униатами православных храмов. К лету 1990 г. в западных областях Украины при поддержке местных властей большинство православных храмов было захвачено греко-католиками, причем обращения к Горбачеву с просьбой противодействовать этим захватам оказались напрасными. Униатский архиепископ Владимир (Стернюк) требовал возвращения униатам всех храмов по состоянию на 1939 г.

В те же годы в Галиции возникли первые приходы раскольников-автокефалистов, объявивших о своем выходе из юрисдикции МП и возрождении раскольнической УАПЦ. В феврале 1989 г. был создан Комитет по возрождению УАПЦ, призвавший православные приходы Украины к выходу из юрисдикции МП, а 1 ноября 1989 г. уже была создана раскольническая церковная структура УАПЦ, легализованная украинской властью в мае следующего года. К концу 1990 г. в нее перешли более 900 церковных общин. В июне того же года на «соборе» УАПЦ заочно был избран «патриарх Киевский и всея Украины» Мстислав (Скрыпник), проживавший в США.

Ради преодоления раскола и сохранения церковного мира Архиерейский Собор РПЦ в октябре 1990 г. принял решение о предоставлении УПЦ МП независимости и самостоятельности в управлении, при сохранении канонического единства с Московским патриархатом. Отныне предстоятель Украинской церкви носил титул не экзарха, а «Блаженнейшего Митрополита Киевского и всея Украины», Синод УПЦ МП избирал и поставлял архиереев, учреждал и упразднял церковные кафедры в пределах Украины, обладая высшей судебной, законодательной и исполнительной церковной властью в епархиях УПЦ МП. Это решение огласил патриарх Алексий II в Киеве 28 октября 1990 г., оно было утверждено Поместным собором РПЦ. Также РПЦ отказалась от прав на собственность и имущество, принадлежавшее ей на территории Украины, в пользу УПЦ МП [ПЭ, т. 12, 97; ПЭ, т. 3, 546–565; Петрушко 2007; Драбинко 2002].

Такой экскурс в недавнюю историю видится полезным для свидетельства сложности ситуации в церковной жизни Украины. МП демонстрировал свою готовность к разрешению возникающих проблем: на Архиерейских соборах РПЦ 1990, 1992, 1994, 1997, 2000 годов и позднее обсуждались вопросы церковной жизни на Украине[3].

Лидер раскола

Роль личности в истории иногда бывает заметной и в положительном и в отрицательном значении. В связи со сложнейшей церковной ситуацией на Украине, имеющей выходы на взаимоотношения КП и МП, нельзя обойти вниманием действия бывшего митрополита РПЦ Филарета (Денисенко). Как было сказано, он с 1966 г. занимал пост патриаршего экзарха Украины. Человек властный и честолюбивый, он показал себя не с лучшей стороны, нарушая каноны монашеской жизни. Однако после кончины патриарха Пимена (Извекова) в мае 1990 г. он, в силу своего статуса, был избран местоблюстителем патриаршего престола, а позднее на Архиерейском соборе назван одним из трех кандидатов на пост Патриарха Московского и всея Руси. Как известно, на Поместном соборе 7 июня 1990 г. патриархом был избран Алексий (Ридигер). Уязвленное самолюбие Денисенко повело его далеко. Он воспользовался дарованной УПЦ самостоятельностью в своих личных целях, которые не совпадали с интересами православия на Украине. Он укреплял свою личную власть, ведя переговоры об объединении с раскольнической УАПЦ, поскольку его авторитет в церковной жизни Украины слабел.

После выхода Украины из СССР и провозглашения ею независимости, бывшая партийная номенклатура ради сохранения своего положения поддержала националистические силы, идеи которых, зародясь в Галиции, стали насаждаться по всей стране. Так разрыв с Россией стал господствующей идеологией на Украине. В 1991 г. митрополит Филарет рьяно поддержал этот курс украинского лидера Л.М. Кравчука, провозгласившего: «Независимому государству – независимую Церковь», и потребовал автокефалии для УПЦ. Против этого решения выступила часть украинского епископата и братия Киево-Печерской лавры.

В работе Архиерейского собора РПЦ в марте-апреле 1992 г. принимали участие 20 из 21 украинских архиереев. После обоснования митрополитом Филаретом украинской автокефалии из политических соображений, украинские архиереи заявили, что существующая самостоятельность УПЦ не уврачевала раскол, не воспрепятствовала активизации унии на Украине. Большинство их высказались против автокефалии, учитывая негативное отношение украинских православных к отделению УПЦ от МП, и утверждая, что при полной самостоятельности УПЦ окажется один на один перед лицом униатской агрессии.

Тогда сторонники автокефалии обратились к патриарху Константинопольскому в надежде получить от него самостоятельность УПЦ, но КП отказался принять прибывших в Стамбул посланцев из Киева, посчитав, что предоставление автокефалии возможно лишь с согласия МП. Поскольку идея автокефалии персонифицировалась митрополитом Филаретом, Архиерейский собор РПЦ предложил ему устраниться от управления УПЦ ввиду аморального поведения и грубых просчетов в управлении УПЦ. Филарет согласился и перед крестом и Евангелием подтвердил обещание сложить полномочия, как только соберется в Киеве собор для избрания нового главы УПЦ. Слова он не сдержал.

14 апреля Филарет провел в Киеве пресс-конференцию, на которой обвинил Архиерейский собор РПЦ в давлении и клевете на него и заявил, что будет возглавлять Украинскую церковь до конца своих дней[4]. Тогда же его сторонники, группа священников и мирян, обратилась к патриарху Константинопольскому Варфоломею с просьбой прекратить действия акта 1686 г. о переходе Западнорусской митрополии в юрисдикцию МП. 30 мая 1992 г. уже сам Филарет просил патриарха Варфоломея принять его вместе с ближайшими сторонниками под свою юрисдикцию [ПЭ, т. 14, 397].

27 мая 1992 г. на состоявшемся в Харькове Архиерейском соборе УПЦ МП[5] было выражено недоверие Филарету, он был уволен с Киевской кафедры, а ее новым предстоятелем избран митрополит Владимир (Сабодан). Президент Украины Л.М. Кравчук был вынужден признать законность этого избрания и легитимность УПЦ МП. По заявлению 16-и украинских епископов Филарет был предан церковному суду за «тяжкие церковные преступления» и решением суда Архиерейского собора РПЦ лишен всех степеней священства, а в 1997 г. решением того же органа он был отлучен от Церкви.

Тем временем, Филарет на «Всеукраинском православном соборе» 25 июня 1992 г. создал «Украинскую Православную Церковь Киевского Патриархата» (УПЦ КП), объединившись с УАПЦ, а в октябре 1995 г. был облечен в сан «патриарха» этой структуры. Раскол Православия на Украине ширился: на начало 1996 г. УПЦ КП имела 1332 прихода, тогда как УПЦ МП – 6500 приходов [ПЭ, т. 3, 560].

Для признания статуса автокефальной Поместной Церкви Филарет отправился в Стамбул, но тогда патриарх Варфоломей не оказал ему поддержки: 26 августа 1992 г. он известил патриарха Московского Алексия II о признании митрополита Киевского Владимира (Сабодана) единственным законным предстоятелем УПЦ и о поддержке решения о лишении Филарета священного сана.

В следующем, 1993 году, УАПЦ отделилась от УПЦ КП и стала существовать самостоятельно, а УПЦ КП при поддержке государственных властей начала захват храмов МП, с помощью боевиков УНА-УНСО пыталась захватить Киево-Печерскую лавру [ПЭ, т. 14, 400]. Это еще раз подтверждало, что «Киевский патриархат» во главе с Денисенко – не религиозная, а чисто политическая структура, которая использовалась властями Украины как один из инструментов национальной консолидации на принципах моноэтничности[6].

Стоит вспомнить такое рассуждение С. Хантингтона: «Возросшая значимость религии как элемента национальной идентичности также означает увеличение числа религиозных конфликтов во многих регионах земного шара. Эти конфликты зачастую имеют политические или экономические причины и представляют собой столкновения из-за территории или ресурсов. Политики же заинтересованных сторон в собственных интересах разжигают религиозные страсти. Как только конфликт превращается в религиозный, он становится практически неуправляемым, и найти компромиссное решение крайне затруднительно…» [Хантингтон 2018, 472].

В Москве пытались предотвратить вмешательство КП в дела украинских православных. В 2000 г. Архиерейский собор УПЦ МП под председательством митрополита Владимира обратился к патриарху Варфоломею с посланием, в котором говорилось: «За церковными расколами в Украине стоят амбициозные политики… которые спекулируют на ценностях, традициях и истории Православия, а также на патриотизме. Любое участие Вашего Святейшества в их авантюрах способно непоправимо подорвать Ваш авторитет и… вызвать кризис или даже раскол в православном мире, последствия которого могут напомнить церковную трагедию 1054 г. Очевидно, раскол в Украине может быть преодолен только усилиями изнутри. Это действительно внутреннее дело Украинской Православной церкви» [цит. по: ПЭ, т. 37, 290]. Церковная ситуация на Украине была предметом обсуждения на встречах делегаций РПЦ и КПЦ в апреле и июне 2001 г. в Цюрихе, апреле 2002 г. в Крыму, апреле 2003 г. в Москве, июне 2003 г. в Стамбуле.

Говоря вообще, сама по себе идея национальной церкви изначально была чужда христианству, в котором все верующие – это «сыны Божии по вере в Иисуса Христа… нет уже Иудея, ни язычника» (Гал. 3:26, 28), «нет ни Еллина, ни Иудея» (Кол. 3:11). Вселенское Православие, тем самым, объединяет элементы единого тела Церкви, части которого самостоятельны в административном отношении.

В период Реформации в XVI в. поиски национально-государственной самостоятельности отдельных составляющих католического мира совпали с их стремлением церковной независимости от власти Рима. В свою очередь, захват турками Константинополя в 1453 г. изменил картину единой православной вселенной. Так в пространстве христианского мира возникла и обрела жизнь идея «национальной Церкви».

Слабость и сила Константинопольского патриархата

Константинопольский патриархат и ранее оказывался вовлеченным в политические отношения, в частности, с Россией. В прежние времена самой яркой попыткой использования церковных вопросов для достижения политических целей была Флорентийская уния. В 1439 г. перед угрозой военного вторжения турок-османов и под давлением византийского императора Иоанна VIII на «объединительном соборе» при участии императора, патриарха Иосифа II и папы Римского Евгения IV КПЦ признала примат Римского папы в церковных делах и согласилась с допустимостью всех догматических и обрядовых традиций латинян. Но, несмотря на свою измену православию, помощи от Запада Византия не получила. После падения в 1453 г. Константинополя прекратила свое существование православная Византийская империя, а все древние Православные Церкви оказались под властью Османской империи.

В течение последующих столетий Восточные церкви в противоборстве с турецкими властями колебались в своей ориентации на Россию, Австро-Венгрию или Рим. После падения Османской империи и впоследствии образования на ее территориях отдельных государств, существование Церквей на Ближнем Востоке протекало в иных условиях, чем века назад. Однако не только борьба за православие и самосохранение, но и амбиции проявлялись в межцерковных отношениях.

Патриарх Константинопольский Мелетий IV провозгласил в 1922 г. в Стамбуле доктрину о праве КП на исключительную юрисдикцию на всю православную диаспору в Европе, Северной и Южной Америке, в том числе на епархии РПЦ, оказавшиеся после революции 1917 г. на территории новых государств – Финляндии, Польши, Латвии и Эстонии. По сути дела, патриарх приступил к реализации программы превращения КП в глобальную «Вселенскую Церковь», организованную по принципу внетерриториальной юрисдикции – под управлением своего рода «православного Ватикана». В мае 1923 г. по его инициативе в Константинополе был проведен «Всеправославный конгресс», на котором, правда, не было официальных представителей Александрийской, Антиохийской, Иерусалимской церквей, а представители РПЦ присутствовали на конгрессе неофициально. Это, однако, не помешало принять важные решения в сфере церковной жизни.

Обеспокоенные этими процессами турки, в свою очередь, выдвинули проект организации «Турко-Православной Церкви», что лишило бы КП основы его существования. Но на Лозаннской мирной конференции лорд Дж. Керзон предложил сохранить патриархию в Константинополе, хотя и без амбициозного Мелетия IV, вынужденного оставить патриарший престол в сентябре 1923 г. Новые турецкие власти рассматривали КП как местную религиозную общину в пределах Стамбула, в квартале Фанар. Показательно, что каноническая территория КП сократилась: число епархий уменьшилось за 1862–1901 гг. с 117 до 78; в период Османской империи доля православных в составе населения составляла около 20%, к 1927 г. она сократилась до 2%, а к 1945 г. – менее 1% [ПЭ, т. 37, 260, 274; Общая история… 2017, т. 2-1, 409].

Тем не менее, в 1924 г. патриарх Константинопольский Григорий VII объявил о юрисдикции КП над православными приходами в Азии и Африке, что породило конфликты с Александрийским и Антиохийским патриархатами. Тогда же патриарх Григорий VII поддержал обновленческое движение в Советской России, предложив законному главе РПЦ патриарху Тихону уйти на покой[7], на что патриарх Тихон ответил письмом протеста: «Мы немало смутились и удивились, что представитель Вселенской Патриархии, глава Константинопольской Церкви, без всякого предварительного сношения с Нами, как с законным представителем и главою всей Русской Православной Церкви, вмешивается во внутреннюю жизнь и дела автокефальной Русской Церкви». Святитель Тихон указал, что «за епископом Константинопольскими признавали всегда только первенство чести, но не признавали и не признают за ним первенство власти или первенство вообще», и напомнил правило, запрещающее епископам вне пределов их церковной области какие-либо церковные распоряжения, впрочем, заключив письмо так: «Ваше Святейшество, как возлюбленный во Христе брат наш… будете иметь возможность ознакомиться с действительным положением церковных дел Православной Русской Церкви и уверитесь, что истина за Нами и с Нами» [Акты 1994, 322–324].

Тем не менее, в ноябре 1924 г. патриарх Григорий VII подписал томос об автокефалии Польской церкви, за что, по архивным данным, польское правительство выплатило Фанару 12 тыс. фунтов стерлингов [Чибисова 2018]. В 1931 г. следующий патриарх Константинопольский Фотий II принял в юрисдикцию КП Западноевропейскую (эмигрантскую) митрополию РПЦ, а в 1936 г. патриарх Константинопольский Вениамин I – «Автономную митрополию Латвии», также объяснив это «любовью и заботой» о православных [ПЭ, т. 37, 266]. Тогда же КП выдвинул претензии на сербские епархии за пределами Югославии, обосновывая это произвольным толкованием 28-го правила IV Вселенского собора [ПЭ, т. 37, 269]. Впрочем, в декабре 1943 г. тот же патриарх Вениамин I тепло поздравил Сергия (Страгородского) с вступлением на кафедру патриарха Московского и всея Руси [ПЭ, т. 37, 271].

Значимость церковно-политического фактора в мировой политике была осознана и в Москве. Активное использование И.В. Сталиным РПЦ в 1946–1948 гг. в качестве «мягкой силы» в целях укрепления контроля над странами Центральной и Восточной Европы не могло не способствовать повышению роли РПЦ в церковной жизни православного мира в послевоенный период [Васильева 2004; Шкаровский 2010; Болотов 2011; Майнер 2010].

На Поместном соборе РПЦ в 1945 г., очевидно, под влиянием побед Красной Армии, высказывались предложения о том, чтобы перенести центр мирового Православия в Москву, хотя представители КП не поддержали такие идеи. Однако попытки – по указанию Кремля – созвать в Москве в 1948 г. VIII Вселенский cобор, образовать «православный Ватикан», путем присвоения МП статуса Вселенского, или сформировать антипапское движение в христианском мире оказались безуспешными, и власть потеряла интерес к использованию РПЦ в своей внешней политике. К тому времени, как отмечал М.В. Шкаровский, «потерпели крах все «средиземноморские» планы И.В. Сталина в Греции, Турции, Израиле, и соответственно, не так нужны стали восточные православные иерархи» [Шкаровский 2010, 296].

Тем не менее, за несколько лет МП упрочила свое влияние в восточноевропейских странах «народной демократии», переведя западноевропейские и чешские приходы КП в свою юрисдикцию, и, по замечанию У. Флетчера, «влияние Московской Патриархии могло быть полезно, но теперь уже не было так важно. И покуда не откроется какая-нибудь другая сфера приложения услуг Церкви, период использования РПЦ в интересах сталинской внешней политики подошел к концу» [цит. по: Шкаровский 2010, 296]. Впрочем, в развернувшемся в конце 1940-х годов международном движении за мир и разоружение РПЦ принимала участие[8].

Константинопольский патриархат как объект и субъект мировой политики

Константинопольский патриархат стали активно использовать США в качестве церковно-политического фактора. Ответом Вашингтона на активность СССР в Южной Европе стала сформулированная в 1947 г. «доктрина Трумэна», а на попытку установления лидерства МП в мировом Православии американцы ответили установлением контроля над патриаршим престолом в Константинополе[9].

Ни патриарх Вениамин I, ни сменивший его в 1946 г. патриарх Максим V не смогли активно сопротивляться усилению влияния МП в Европе. Архиепископ Американский Афинагор еще в ноябре 1945 г. посетил Госдепартамент США и сообщил о «возможной попытке русских» провести на Константинопольский престол «своего кандидата». Архиепископ Кентерберийский в феврале 1946 г. обратился, соответственно, в Форин Оффис с советом: «помешать попаданию патриархата под русское господство». Актуальность проблемы стала очевидной в октябре 1948 г., после отречения патриарха Максима V от престола «по состоянию здоровья», а фактически под сильным политическим давлением [ПЭ, т. 37, 273].

К тому времени КП утратил престиж и влияние, доля православных в составе населения Турции составляла менее 1%, турецкое правительство отказывалось признавать международный статус КП и чинило препятствия его деятельности, поэтому даже обсуждались планы переноса патриархата в изгнание. Все это заставляло Фанар искать поддержки извне. А с другой стороны, формирование биполярной системы международных отношений в мире побуждало США использовать КП в качестве противовеса влиянию МП в православном мире, на южном фланге своего противостояния с СССР.

1 ноября 1948 г. синод КП избрал архиепископа Северной и Южной Америки Афинагора (имевшего гражданство США) патриархом Константинопольским. Афинагор прибыл в Турцию 29 января 1949 г. на самолете, предоставленном властями США.

Занятие «Вселенского» престола американским гражданином конечно приобрело политическое значение. В американской прессе отмечали, что Афинагор был избран из-за своих демократических взглядов, которые у него сложились за время жизни в Соединенных Штатах, а турецкая газета «Улус» писала, что избрание Афинагора «означает победу свободного православия над большевизмом и крушение московских интриг», что отныне «Православная Церковь будет защищена от всякого иностранного влияния». В те же дни сам новоизбранный патриарх заявил: «Я всегда буду продвигать Америку и американские интересы, жить американскими идеалами и проповедовать их» [цит. по: Ермилов 2016, 226].

О последовательности патриарха Афинагора имеется свидетельство в рапорте госсекретарю США: «Афинагор является преданной духовной силой в продвижении американизма и внешней политики США в ключевой точке на стыке Ближнего Востока, Европы и СССР… Большой удачей Соединенных Штатов является то, что Патриарх – преданный друг Америки. Его дружба и влияние – большой шанс для США, и они должны поощряться и использоваться. Соединенным Штатам следовало бы оказать материальную и особенно моральную поддержку Патриарху в максимально возможном объеме. Имея Патриарха на нашей стороне, мы получим еще одно представительство США в каждой стране, где проживает православное меньшинство». Но и сам Афинагор говорил в беседах с американскими военными и дипломатами, что «надеется на руководство и покровительство США», что «он и его аппарат всегда в распоряжении Госдепартамента в деле содействия всяческому продвижению целей внешней политики США» [цит. по: Ермилов 2016, 228].

Свидетельствами такой политики КП в 50-е годы стали попытки сместить патриарха Александрийского за «просоветскую позицию» или препятствия для направления монахов из РПЦ в монастыри Афона в 1957 г. Сам Джон Ф. Даллес в ответ на послание Афинагора написал: «Департамент признателен патриарху за его доверие при информировании нас относительно сообщений, полученных от Московского патриархата. Предложенная линия, обозначенная патриархом, которой он намерен придерживаться в ответах [патриарху Московскому и всея Руси] Алексию, представляется благоразумной. Правительство США не видит оснований полагать, что поддержка русских инициатив послужит продвижению интересов Запада». Приводивший эти сведения иерей Павел Ермилов в своем исследовании заключает: «Вопрос о пополнении братии русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне решался в те годы в Вашингтоне» [Ермилов 2016, 230].

Временами поддержка КП со стороны США ослабевала. В 1954–1955 гг. из-за обострения кипрской проблемы в Турции, особенно, в Стамбуле прошли погромы православных греков. В итоге численность их в Стамбуле сократилась со 100 тыс. в 1955 до 2 тыс. в 2000 г. [Общая история… 2017, т. 2-2, 221]. Однако это не отразилось на стремлении КП расширительно толковать титул Вселенского Патриархата.

Разногласия между Константинополем и Москвой

В течение нескольких десятилетий возникали острые разногласия между МП и КП. В 1970 г. патриарх Константинопольский Афинагор оценил намерение РПЦ даровать автокефалию Православной церкви в Америке как «ниспровержение существующего у нас церковного порядка» и «заговор против православного единства», утверждая, что «предоставление автокефалии относится к компетенции всей Церкви». В ответных посланиях митрополит (впоследствии патриарх Московский и всея Руси) Пимен (Извеков) отстаивал право любой поместной Церкви даровать автокефалию своей части [ПЭ, т. 37, 281].

На Архиерейском соборе РПЦ 1989 г. в докладе митрополита Филарета (Вахромеева) отмечались возникшие «прискорбные факты непонимания и разномыслия» с КП, который вновь выдвинул претензии на главенство в православии и на окормление православной диаспоры во всем мире.

Патриарх Варфоломей, будучи гражданином Турции, с 1991 г. возглавляет Константинопольскую Церковь, но свои полномочия определяет широко: «У нас есть привилегия быть старшим братом в мировой Православной церкви. Константинопольский патриарх представляет в мире Православие, является его выразителем и несет за него историческую, каноническую и теологическую ответственность. Прерогативой Вселенского патриарха является координация работы мирового Православия, включая созыв соборов, а также поддержка межцерковных и межконфессиональных диалогов, – он имеет право арбитра в церковных делах» [цит. по: Общая история… 2017, т. 2-2, 222]. На деле же после гибели тысячелетней «Вселенской империи» (Византийской или Римской) Константинополь перестал быть «градом царя и синклита», и константинопольский архиерей утратил многие свои права, сохранив свой статус по нормам диптиха, как «первый среди равных».

Новые проблемы в отношениях КП и МП создал «эстонский конфликт». До 1940 г. Эстонская церковь, созданная в пределах Российской империи и канонической территории РПЦ, составляла Эстонскую митрополию КП. В июне 1940 г. Эстония вошла в состав СССР, и была образована Эстонская епархия РПЦ. После обретения независимости Эстонией, в 1993 г. были восстановлены автономные права Эстонской епархии РПЦ. В 1995 г. патриарх Варфоломей отменил решение своего предшественника патриарха Димитрия, который в 1978 г. признал томос об Эстонской митрополии КП недействительным. Варфоломей призвал к возрождению Эстонской апостольской (автономной) православной церкви в юрисдикции Вселенского патриархата, что с готовностью поддержало правительство Эстонии. В феврале 1996 г. Священный синод РПЦ признал действия КП в Эстонии раскольническими, приостановил каноническое общение РПЦ с Константинопольским престолом и принял решение прекратить поминовение имени патриарха Константинопольского при богослужении. Лишь после трудных переговоров, в 2002 г. состоялась регистрация эстонскими властями устава Эстонской Православной церкви МП, в котором указана ее преемственность по отношению к многовековым традициям православия в Эстонии – наряду с сохранением церковных структур КП, что закрепляло раскол в православном мире этой страны. Отношения МП с КП восстановились, но ненадолго из-за последовавших попыток КП распространить свою юрисдикцию на церковные структуры РПЦ в Великобритании, КНР, Чехии.

В своем стремлении закрепить за собой не только титул Вселенского патриарха, но и «вселенские» полномочия, патриарх Варфоломей выступал на пленарных заседаниях Европарламента в Страсбурге, а в 1995 г. создал в Брюсселе представительство КПЦ при ЕС.

Между тем, в июне 2007 г. Высший апелляционный суд Турции вынес решение о том, что предстоятель КПЦ не имеет права использовать в своем официальном титуле эпитет «Вселенский», так как, по условиям Лозаннского мирного договора (1923), он пребывает на территории Турции в качестве этнарха для духовного окормления местных православных греков и не имеет права действовать за пределами Турецкой Республики. Однако в январе 2010 г. депутаты ПАСЕ призвали власти Турции разрешить патриарху Варфоломею использовать прилагательное «Вселенский». Возглавляемое Р. Эрдоганом правительство Турции, несмотря на стремление вступить в ЕС, не пошло на это.

В январе 2014 г. в ответ на документ РПЦ «Позиция Московского Патриархата по вопросу о первенстве во Вселенской Церкви», КП выступила с осуждением желания РПЦ «поставить под сомнение первенство Вселенского патриархата в православном мире», так как «архиепископ Константинополя является “первым иерархом без равных (primus sine paribus)”» [ПЭ, т. 37, 286–287, 289].

«Собор» на острове Крит

Этапными для судеб вселенского Православия стали события вокруг Собора на Крите летом 2016 г. Именно тогда КП не только декларировал, но и в одностороннем порядке попытался утвердить свое лидерство во всемирном Православии.

Ранее, в рамках межправославных отношений проходили контакты Церквей, урегулирование возникавших разногласий, обсуждение общих для всех православных проблем и угроз. В сентябре 1961 г. на о. Родос патриарх Константинопольский Афинагор созвал Всеправославное совещание, на котором обсуждались перспективы развития дружеских отношений со всеми христианскими церквами, а также вопросы подготовки нового Вселенского собора. Ввиду важности проблематики, подготовка Собора велась на встречах представителей Православных церквей в 1963, 1968, 1971, 1976, 1982, 1986, 1990, 1995, 1999 и 2004 гг. С 2008 г. работа по созыву Собора перешла в практическую фазу. Однако ввиду серьезных разногласий по процедурным и иным вопросам в первой половине 2016 г., то есть буквально накануне, от участия в Соборе отказались Антиохийская, Болгарская, Грузинская и Русская Церкви.

16–27 июня 2016 г. на о. Крит, в местечке Колимвари состоялось собрание глав и представителей 10 из 14 Православных церквей, которое в принятых им документах называет себя «Святым и Великим Собором Православной Церкви».

Во вступительной речи на открытии заседаний собрания патриарх Константинопольский Варфоломей сделал упор на тезисе о принципиальной важности «соборности» в жизни Церкви: «И совершенно не случайно с самого начала соборность пронизывает собою все фундаментальные аспекты жизни Церкви, от местного до вселенского ее проявления…» При этом якобы Вселенской Патриархии «принадлежит роль гаранта единства Православной Церкви». «Созыв настоящего Собора, – прямо заявил патриарх Варфоломей, – диктуется необходимостью урегулирования, в том числе, и внутренних вопросов Православной Церкви. Они возникали главным образом из-за системы канонического устроения нашей Церкви, состоящей из автокефальных Церквей, каждая из которых считает себя в своих пределах вправе регулировать внутренние вопросы, … что иногда усложняет свидетельство Церкви в современном мире “едиными усты и единым сердцем” и порождает недоразумения, омрачающие образ этого единства… Однако, хотя и таковое устроение является каноничным и экклезиологически правильным, опасность превращения ее в некую форму “федерации Церквей”, каждая из которых продвигает свои интересы и стремления, не всегда только лишь церковные по своей сути, диктует необходимость применения соборности». «Благодаря разнообразию языков и поместных культур, Церковь во вселенной “разделяется” на области-юрисдикции, “ветви”»; «Мы выражаем нашу печаль, которую, мы уверены, разделяет вся Святая Церковь, в связи с отсутствием среди нас братских Болгарской, Русской, Антиохийской и Грузинской Церквей…» Поэтому, заключил патриарх Варфоломей, «мы, православные христиане, не должны вести себя как конфедерация Церквей. Мы единая Церковь, единое Тело, и мы должны разрешать любые разногласия между нами только соборно» [Документы… 2017, 105, 110–111, 123–124].

Точности ради, следует сказать, что представители РПЦ принимали участие во всех подготовительных встречах ожидаемого Всеправославного собора и участвовали в подготовке всех документов, выносимых на его обсуждение. Однако, по признанию митрополита Волоколамского Илариона, в апреле 2016 г., не все предлагаемые РПЦ поправки были приняты. В частности, предлагалось предоставить право председательства на заседаниях по принципу ротации главам Церквей или по принципу избрания, но принято было исключительно председательство патриарха Константинопольского. Было отвергнуто предложение РПЦ об участии в Соборе всех архипастырей каждой Церкви. В то же время, в проект документа «Автономия и способ ее провозглашения» вошло предложенное РПЦ положение о том, что «вопрос предоставления автономии той или иной своей части является внутренним делом каждой Поместной автокефальной Церкви, равно как и вопрос о характере и объеме прав, предоставляемых автономной Церкви»[10].

Одна из важных причин отказа четырех Церквей от участия в собрании на Крите состояла в нежелании участвовать в подготовленной КП экклезиологической реформе Церкви, и тем самым признавать ее законность. Ранее уже было сказано об упорных попытках КП в ХХ в. слома сложившейся системы устроения вообще Православной церкви и формирования нового церковного устройства, в котором Константинопольский (Вселенский) патриарх стал бы административным главой Православия, а органом управления Церковью – Собор, всемирный надцерковный орган для надзора над всем Православием.

Именно это прикрывалось словами патриарха Варфоломея о «ветвях», единство которым должен придать именно «Вселенский патриарх». Между тем, единство Православной церкви всегда мыслилось как единство духовное с Богом, а не как административное подчинение главе одной из Церквей. Стоит вспомнить слова Иисуса Христа, приведенные в Евангелии от Иоанна: «Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем… Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет…» (Ин. 15:5, 6).

В первом пункте принятого на Крите «Послания Святого и Великого Собора православным людям и каждому человеку доброй воли» сообщается: «Православная Церковь выражает свое единство и соборность в Соборе…». Иными словами, единство Церкви видится в формальном институте, а не в согласии догматов веры и канонов, единстве Евхаристии и братском молитвенном общении, как это понималось две тысячи лет.

Принцип соборности используется патриархом Варфоломеем в качестве инструмента для закрепления вселенских притязаний Фанара, утверждений, что каноническое устройство Святейшей нашей Церкви еще не утвердилось окончательно, – несмотря на две тысячи лет существования Церкви, как отмечают в своей работе церковные историки Павел Кузенков и священник Павел Ермилов. Они указывают, в частности, что на Критском собрании была предпринята попытка навязать «новаторский постулат о том, что «соборность Православной Церкви может быть актуализирована не иначе, как через формальный институт – Собор», обретающий черты Синода при Константинопольском патриархе. «Говорить, что без постоянного всеобщего собора Церковь не имеет полноценного единства, значит открыто признавать, что такого единства не существовало никогда» –до патриарха Варфоломея, логично заключают авторы. Принятие на Критском собрании, вопреки многовековой канонической традиции, положения об учреждении «Святого и Великого Собора в качестве регулярно действующего института», стоящего над Поместными церквами, означает «нарушение всей системы канонического права и радикальный пересмотр православного учения о Церкви», разрушение принципа автокефалии. «Претензии архиепископа Константинополя на прерогативы “патриарха всея Вселенной” явным образом повторяют печальный путь западного папизма»[11].

Официальные представители собора заявили об «обязательном» характере его решений для всех Православных церквей. Однако Антиохийская церковь с этим не согласилась, а Священный синод Болгарской церкви вообще объявил собор на Крите «ни Великим, ни Святым, ни Всеправославным». Священный синод РПЦ назвал Критский собор не более чем «важным событием», и указал, что собор «не может рассматриваться как Всеправославный, а принятые на нем документы – как выражающие общеправославный консенсус» [Документы… 2017, 4].

От разногласий к разрыву

Именно проведение Критского собрания при признанном его участниками главенстве КП позволило патриарху Варфоломею занять более решительную позицию в отношении Украины.

В ХХ в. происходило появление новых национальных Православных церквей, но процесс автокефализации не влиял на сложившееся во Вселенской Церкви единство во многообразии. Сохранение этого единства было поставлено под угрозу по чисто политическим причинам – в результате роста притязаний в ходе общественно-политического развития Украины в XXI в.

Стоит отметить, что христианству чужды националистические настроения, и Церковь не этноцентрична, а христоцентрична. Показательно, что такого экклезиалогического подхода ранее придерживался и патриарх Константинопольский Варфоломей. В своем выступлении в старокатолическом соборе в Нидерландах в 2014 г. он отмечал, что «понятие нации не может быть определяющим фактором церковной жизни или осью церковной организации. Каждый раз, когда православная Церковь уступает националистической риторике и оказывает поддержку расовым тенденциям, она теряет из виду подлинные богословские принципы и признает падшее мышление, полностью чуждое сердцу православия» [цит. по: Общая история… 2017, т. 2-2, 214–215].

Первая попытка создания Украинской Церкви была заявлена в 2000 г. в период президентства Л.М. Кучмы. В июне 2000 г. патриарх Варфоломей принял делегацию Украины во главе с вице-премьером Н. Жулинским, который обратился с просьбой содействовать объединению украинского православия и получения автокефалии. В ответ глава КП заявил, что Константинополь заинтересован в скорейшем получении Украинской Церковью автокефалии, которую может дать лишь «Матерь-Церковь – Вселенский Патриархат; Московский патриархат такого права не имеет». Однако необходимым условием каноничности автокефалии оставалось прекращение раскола и объединение всех трех течений в украинском православии. Обрадованный Кучма активно вмешался в церковные дела, и с 2000 г. содействовал началу диалога между УПЦ КП и УАПЦ, причем в ходе своего визита в Турцию в ноябре провел переговоры с патриархом Варфоломеем. В декабре 2000 г. уже делегация Верховной Рады посетила Фанар, но глава КП не был готов даровать автокефалию немедленно [Чибисова 2014, 11, 13]. Начались многосторонние переговоры, причем и патриарх Варфоломей, и президент Л.М. Кучма участие в них МП считали необходимым.

Президент Украины Виктор Ющенко не раз обращался к патриарху Варфоломею с предложением о создании Украинской Поместной Церкви, но лишь в 2005 г. прозвучало обнадеживающее для него заявление КП о непризнании давнего решения Константинопольского Патриархата от 1686 г. о включении Киевской митрополии в каноническое подчинение МП. Примечательно, что в ходе своего визита на Фанар в 2005 г. В. Ющенко заявил: «Вопрос объединения – исключительно вопрос Церкви», но действовать киевские власти продолжали всеми возможными методами [Чибисова 2014, 17].

В Киеве были надежды на празднование 1020-летия Крещения Руси, на которые президент Ющенко пригласил патриарха Варфоломея. Это приглашение вызвало протест со стороны патриарха Алексия II, который, однако, не желая конфликта с КП, одобрил приезд и сам прибыл в Киев. Но в Киеве патриарх Варфоломей не поддержал намерения Ющенко. В торжествах, посвященных 1020-летию Крещения Руси, он совершил Божественную литургию вместе с патриархом Алексием II и представителями других Поместных Церквей и только. В качестве объяснения заминки с автокефалией журналисты называли «давление российского МИД на патриарха через турецкие власти», что возможно, но вероятнее предположить другое. КП был крайне заинтересован в проведении Всеправославного Собора, и это было невозможно без согласия Москвы. Вероятно, готовность активизировать подготовку Собора была выражена и в Киеве. На некоторое время острота конфликта была снята, по выражению митрополита Илариона (Алфеева) произошел «переход от эпохи конфликта к эпохе сотрудничества» [Иларион (Алфеев) 2009, 18]. Правда, «эпоха сотрудничества» оказалась недолгой.

В ноябре 2014 г. в украинском Ровно представители УАПЦ, «филаретовцы» Киевского патриархата УПЦ и некоторые архиерея УПЦ МП подписали меморандум о создании «Украинской Поместной Православной Церкви» – о чем не были осведомлены ни МП, ни глава УПЦ МП митрополит Онуфрий. Но и тут Константинополь промолчал. Ведь ни самопровозглашенная УАПЦ, ни филаретовская УПЦ КП не имели канонического статуса во Вселенском Православии.

Президент Порошенко 18 апреля 2018 г. подписал обращение к патриарху Варфоломею о предоставлении автокефалии Православной Церкви Украины – вопреки тому, что сама УПЦ МП этого не желала, и этот акт был нарушением ст. 35 Конституции Украины, то есть вмешательством государства в церковные дела. Порошенко прямо указал на политическую подоплеку, заявив в Верховной раде, что вопрос автокефалии – это «вопрос национальной безопасности и нашей обороны в гибридной войне». 20 апреля 2018 г. Синод КП принял к рассмотрению обращение, а 27 июля в Киев передали весть о согласии Константинополя на предоставление автокефалии Украинской Церкви, которой в реальности не существовало…

Осенью 2019 г. последовало признание УПЦ со стороны Элладской Православной Церкви, а затем и Александрийской Православной Церкви.

В СМИ сообщалось о сильном давлении на иерархов со стороны правительства Греции, от которого обе Церкви зависят в финансовом отношении, а также со стороны политических кругов США. Примером такого рода давления называлось в ноябре 2019 г. «письмо Байдена», кандидата в президенты США от Демократической партии, обращенное уже к патриарху Феофилу III, главе другой «греческой Церкви» – Иерусалимской Православной Церкви, с призывом признать созданный П. Порошенко и патриархом Варфоломеем неканонический церковный институт на Украине. Однако патриарх Феофил и влиятельное Святогробское братство (Братство Святого Гроба с 313 г. объединяет епископов и монахов, управляющих каноническим имуществом Иерусалимского патриархата) не пошли на уступки. Еще в январе 2018 г. патриарх Феофил отменил встречу с экс-президентом П. Порошенко, взамен приняв группу верующих УПЦ МП, канонической Православной Церкви Украины. 

Более того, во время визита в Москву в ноябре 2019 г. патриарх Феофил в беседе с российским президентом В.В. Путиным и патриархом Московским и всея Руси Кириллом выступил за укрепление единства православного мира. Он предложил созвать в скором времени совещание глав Православных Церквей для обсуждения создавшейся ситуации.

Документы, относящиеся к событиям вчерашних дней, видимо, не скоро будут рассекречены и опубликованы. Однако если это произойдет, историки Церкви и международных отношений, без сомнения, обнаружат интересные подробности принятия решений о создании «независимой Украинской Церкви», в частности, причины изменения позиции КП и лично патриарха Варфоломея.

Вторжение Фанара на каноническую территорию РПЦ иногда представляют как ответную реакцию КП на якобы инспирированный МП срыв Критского Собора. Но мы как раз пытались показать, что и совещание на Крите, и дарование украинской автокефалии, как и ранее «эстонский кризис», есть этапы последовательной политики глав КП, опиравшихся на внешнюю поддержку.

Внешний фактор в межцерковном конфликте

В современном глобальном мироустройстве конфликты и нестроения во вселенском Православии стали отражением трансформации мирового порядка, выражением напряжения между процессами глобализации и регионализации, интеграции на принципах либерализма или верности национальному суверенитету (государственному и духовному). Недаром почти абсолютно совпадают по времени активизация религиозно-политического или церковно-политического факторов и напряженность в отношениях СССР и Запада, РФ и США или Востока и Запада.

В то же время, и попытки ревизии основ организации Православной Церкви проводятся с оглядкой на новейшие идеи в международной жизни. Нынешний глава КПЦ прилагает все силы для укрепления своих позиции как самостоятельного игрока в мировой политике, вполне равного папе Римскому. Он стремится соответствовать современным нормам международной жизни, публично поддерживает мусульманских мигрантов в Европе, демонстрирует заботу об экологии, следуя примеру папы Римского Франциска.

Еще в 1994 г. патриарх Варфоломей при выступлении в Европейском парламенте сравнил устройство Церкви с субсидиарной моделью Евросоюза: «Поразительно, что поистине глубоко демократическое устройство Православной Христианской Церкви с высокой степенью административной автономии и суверенитета епископов, патриархатов и автокефальных Церквей и одновременно евхаристическим единством в вере, является одним из видов той модели, которую недавно Европейский Союз установил под именем принципа субсидиарности в качестве наиболее целесообразного метода структурирования своих полномочий». Приводя и анализируя это и другие высказывания иерархов КП, священник Павел Ермилов делает вывод: «Поскольку принцип государственного суверенитета признается более не отвечающим новой ситуации глобальной взаимозависимости, то и с церковным суверенитетом должно быть покончено»[12]. В свете такого подхода КП более понятной становится смысл проведения Критского собрания: отказ от идеи церковной независимости сметет автокефальную структуру Православной Церкви и заменит ее церковным подобием ЕС. Этому не противоречит и автокефалия Украинской Церкви, поскольку, как считает священник П. Ермилов, «новоевропейская модель» автокефальной структуры на Украине «мыслится как региональный элемент более крупной, интегральной надцерковной структуры» – Вселенского патриархата[13].

По-своему понимает логику развития политической и конфессиональной ситуации в регионе католический архиепископ Йозеф (Барон). Он считает, что ее нельзя постичь без учета «амбивалентного и противоречивого положения дел между украинским и русским мирами, посредине которых веками находился Ватикан вместе с Польско-Литовским королевством, а в 2000-е годы к такой середине, верно не в церковном, а политическом смысле, уже открыто присоединились США» [Йозеф (Барон) 2019, 138].

Почему США оказались замешанными в проблемы отношений между КПЦ и РПЦ? Прежде всего, укажем на очевидную значимость религиозного фактора в политической жизни США, начиная с первых лет существования американского государства, созданного религиозными переселенцами как светское государство христианской нации с запретом утверждения одной государственной и национальной религии.

Спустя три столетия в Белом доме президенты еще приносят присягу на Библии, но христианская система ценностей вытеснена в американском обществе иными, либеральными ценностями. Примеров тому масса, но к нашей теме имеет отношение такой: в 2018 г. в Киеве посол США М. Йованович вместе с 60-ю сотрудниками посольства и членами их семей приняла участие в параде ЛГБТ-сообщества, держа в руках американский флаг.

После распада СССР ключевым элементом политики США в регионе стал отрыв Украины от России и превращение Украины в бастион против России. Этапами в этой политике являлись «оранжевая революция» 2004–2005 гг., Бухарестская декларация 2008 г., которая обещала Украине членство в НАТО, государственный переворот в феврале 2014 г. и раскол Украинской Церкви в 2018–2019 гг.

Идею украинской автокефалии открыто поддержали американской госсекретарь М. Помпео, посол США по вопросам религиозной свободы С. Браунбэк, спецпосланник США по Украине К. Волкер и американская посол М. Йованович. Откровенная политизация религии не смущает деятелей светского государства. Показательно, что М. Помпео позвонил новоизбранному главе Православной церкви Украины «митрополиту» Епифанию, а М. Йованович поздравила его лично. По мнению Дж. Джатраса, «есть основания полагать, что Госдепартамент не ограничился исключительно рекомендациями и наставлениями. Ходили разнообразные слухи о финансовой подоплеке решения Константинополя по автокефалии…» А нападки на Православную Церковь Украины МП, – делает вывод американский автор, – «это еще один логичный и хорошо просчитанный элемент агрессивной программы» [Джатрас 2018, 177]. Объектом этой программы является Россия. Стоит согласиться с выводом Дж. Джатраса: «Участие США в ситуации с украинской церковью не связано с Украиной и ее гражданами. Дело во враждебности к России, что, в свою очередь, отражает стремление Вашингтона к мировому политическому и моральному господству. Разрушить духовные связи Украины с Россией также важно, как разорвать политические связи двух государств и включить Украину в антироссийской фронт НАТО» [Джатрас 2018, 183][14]. В руках Петра Порошенко Церковь на Украине стала инструментом политики для подрыва религиозно-культурной идентичности народа Украины, а также для подкрепления легитимности своего режима. Какой станет церковная политика нового президента Украины пока неясно.

Предварительные выводы

Отметим очевидное: религия и религиозный фактор остаются реальностью современного мира. Религия как особое мистическое переживание за гранью повседневности остается личным опытом отдельного человека, но религия как формализованная институциональная структура, имеющая социальное, политическое и экономическое измерение, вносит свой вклад в общественное и мировое развитие, способствуя его стабилизации, а иногда – дестабилизации.

Пока можно констатировать, что в продолжающемся противостоянии в мировой политике (втором издании мировой «холодной войны») против РФ используются самые разнообразные средства, одним из которых стал удар по РПЦ – попытка сузить пространство ее деятельности и превратить ее в «Православную Церковь в РФ», для чего были использованы КП и церковный кризис на Украине. В геополитическом измерении это есть этап «гибридной войны» не только против государства России, но и человеческой общности Русского мира, а в конфессиональном измерении – продолжение разобщенности христианства, противоборства между православием Востока и католицизмом, а также англо-саксонским протестантизмом Запада.

Еще не так давно «никто, кроме особо харизматичных людей и спецслужб Запада, не полагал, что независимость Украины после распада СССР станет особым инструментом ослабления России, орудием вражды между двумя братскими народами – русским и украинским, – писал в 2019 г. католический архиепископ Йозеф (Барон). – Никто себе не представлял, что они со стороны “элит” США и западного мира станут объектом особой манипуляции» [Йозеф (Барон) 2019, 131][15].

Очевидно, что это во вторую очередь – церковный конфликт, а в первую очередь – конфликт геополитический. Нынешней администрацией США не разделяется мнение Г. Киссинджера о том, что «ни одна страна, действуя в одиночку, не в состоянии сформировать мировой порядок», но для «установления подлинного мирового порядка» необходимо сочетание ценностей глобальных и национальных, «модернизация Вестфальской системы за счет наполнения ее современными реалиями» [Киссинджер 2015, 484]. Скорее, им ближе точка зрения Р. Хааса, в 2017 г. предположившего: «Вполне возможно существование такого мирового порядка, в котором не будет стабильности или который не является желательным» [Хаас 2019, 24].

Наблюдаемый раскол мирового православия, конфликт КП и МП, противостояние Украины и России как раз вписываются в такого рода грядущий «мировой беспорядок». Честолюбивые амбиции патриарха Константинопольского Варфоломея, которые пришлись так кстати для Вашингтона, вызвали к жизни процессы нестроения во вселенской Православной церкви и усугубили общественно-политический и церковный раскол на Украине. Еще ранее объектами открытого давления становились православные общины в Сербии и на Ближнем Востоке. Понадобятся десятилетия для залечивания нанесенных ран.

Нельзя не отметить в качестве объективного следствия конфликта между церковными структурами КП и МП и попытку разрыва цивилизационного пространства на территории бывшего СССР и Восточной Европы: православные народы Грузии и Украины, Болгарии и других балканских стран по политическим мотивам направляются своими властями – при активной поддержке извне – в пространство иноцивилизационное, Запада. Насколько обратимы эти процессы, покажет время.

ОПУБЛИКОВАННЫЕ ДОКУМЕНТЫ

  1. Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти: 1917–1943. М.: ПСТБИ, 1994. 1064 с.
  2. Документы Святого и Великого Собора Православной Церкви. Крит, Пятидесятница (16–27 июня) 2016 г. М.: Благочестие, 2017. 160 с.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Барон, Йозеф, архиеп. Православие и Католичество. Богословско-исторические фрагменты. СПб.: Алетейя, 2019. 262 с.
  2. Болотов С.В. Русская Православная Церковь и международная политика СССР в 1930–1950-е годы. М.: Крутицкое подворье, 2011. 315 с.
  3. Васильева О.Ю. Русская Православная Церковь и II Ватиканский собор. Факты. События. Документы. М.: Лепта, 2004. 380 c.
  4. Джатрас Дж. Не церкви ради: зачем Западу украинская автокефалия? // Россия в глобальной политике, 2019, № 1. С. 174–183.
  5. Донцев С.П. Религиозно-политический конфликт на Украине в контексте российских проектов «мягкой силы» в 1990–2017 гг. // Вестник РГГУ. Сер.: Политология. История. Международные отношения. Зарубежное регионоведение. Востоковедение, 2018, № 2. С. 79–91.
  6. Драбинко А.Н. Православие в посттоталитарной Украине (вехи истории). Киев, 2002.
  7. Ермилов П.В. Вхождение Константинопольского патриархата в русло внешне политики США в первые годы «холодной войны» // Проблемы национальной стратегии, 2016, № 3.
  8. [Иларион (Алфеев), митр.] Визит Святейшего патриарха Московского и всея Руси Кирилла в Константинопольский патриархат // Журнал Московской Патриархии, 2009, № 8. С. 18–28.
  9. Киссинджер Г. Мировой порядок / Пер. с англ. В. Желнинов, А. Милюков. М.: АСТ, 2015. 544 с.
  10. Мазырин А., свящ., Кострюков А.А. Из истории взаимоотношений Русской и Константинопольской Церквей в ХХ веке. М.: ПСТГУ. 2017. 376 с.
  11. Майнер С. Сталинская священная война. Религия, национализм и союзническая политика / пер. с англ. В. Артемова. М.: РОССПЭН, фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина», 455 с.
  12. [Муравьев] Андрей Николаевич Муравьев и российская дипломатия на Православном Востоке. Дипломатические записки и переписка / Сост. И.Ю. Смирнова. М.: Индрик, 2019. 608 с.
  13. Общая история Церкви. В 2-х т., 4-х кн. М.: Наука, 2017. 368 с.; 829 с.; 538 с.; 511 с.
  14. Петрушко В.И. История Русской Церкви с древнейших времен до установления патриаршества. М.: ПСТГУ, 2007. 356 с.
  15. Политическое богословие / отв. ред. А. Бодров, М. Толстолуженко. М.: ББИ, 2019. 364 с.
  16. Православная Энциклопедия (ПЭ). Т. 1–50. М.: 2000–2020 (издание продолжается).
  17. Смирнова И.Ю. Россия и Англия в Святой Земле в канун Крымской войны. М.: Индрик, 2015. 400 с.
  18. [Филарет, (Дроздов), свт.] Письма митрополита Московского Филарета к А.Н. Муравьеву. Киев, 1869. 692 с.
  19. Хаас Р. Мировой беспорядок. Американская внешняя политика и кризис старого порядка. М.: АСТ, 2019. 320 с.
  20. Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности. М.: АСТ, 2018. 544 с.
  21. Чибисова А.А. «Украинский вопрос» в отношениях Константинополя и Москвы в начале XXI в. // Вестник ПСТГУ. Серия I: Богословие. Философия. Вып. 5 (55). С. 9 –25.
  22. Чибисова А.А. Автокефалия «под ключ»: некоторые факты из истории Польской Церкви // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. Вып. 81. С. 64–80.
  23. Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М.: Вече, 2010. 480 с.
  24. Ярема, Ростислав, свящ. Автокефалистсские расколы на Украине (УАПЦ и УПЦ КП) в 1990-е годы. Львов, 2006. 27 с.

REFERENCES

  1. Baron Jozef, archb. (2019) Pravoslavie i Katolichestvo. Bogoslovsko-istorichtskie fragmenty (Orthodoxy and Catholicism. Theological and historical fragments). Saint-Petersburg. (In Russian transl.).
  2. Bolotov S.V. (2011) Russkay Pravoslavnay Tserkov i mezdunarodnay politika SSSR v 1930-1950 gody (Russian Orthodox Church and the international politics of the USSR in 1930s–1950s). Moscow. (In Russian)
  3. Vasileva O.U. (2004) Russkaya Pravoslavnaya Tserkov i II Vatikansky Sobor. Fakty. Sobytiya. Dokumenty (Russian Orthodox Church and Vatican II Counsil. Datas. Developments. Documents). Moscow. (In Russian).
  4. Jatras J. (2019) Ne tserkvy radi (Not for the sake of the Church) // Rossiy v globalnoy politike, vol. 17, no. 1. (In Russian).
  5. Dontsev S.P. (2018) Religiozno-politichesky conflict na Ukraine v contekste rossiyskih proektov “maygkoy sily” v 1990-2017 gody (Religious-political conflict in Ukraine in the context of Russian projects of “soft power” in 1990–2017) // Vestnik RGGU. Polytologiay. Istoriay. Mezdunarodnie otnoshenia, no. 2. (In Russian).
  6. Drabinko A.N. (2002) Pravoslavie v posttotalitarnoy Ukraine (vehi istorii) (Orthodoxy in post-totalitarian Ukraine: milestones in history). Kyiv. (In Russian).
  7. Ermilov P.V. (2016) Vhozdenie Konstantinopolskogo patriarhata v ruslo vneshnei politiki SShA v pervie gody “holodnoy voyni” (The entry of the Patriarchate of Constantinople into the mainstream of US foreign policy in the early years of the Cold War). Poblemy natsionalnoy strategii, no. 3 (In Russian).
  8. [Ilarion (Alfeev), mitr.] (2009) Vizit svayteyshego patriarha Moskovskogo i vseay Rusy Kyrilla v Konstantinopolsky patriarhat (Visit of His Holiness Patriarch Kirill of Moscow and All Russia to the Patriarchate of Constantinople). Zhurnal Moskovskoj Patriarhii, 8. (In Russian).
  9. Kissinger H. (2015) World Order: Reflections on the Character of Nations and the Course of History. (Russian transl.).
  10. Mazyrin A.V., Kostryukov A.A. (2017) Iz istorii vzaimootnosheniy Russkoy i Konstsntinopolskoy tserkvey v XX veke (From the history of relations between the Russian and Constantinople Churches in the 20th century). Moscow. (In Russian).
  11. Miner S.M. (2010) Stalin's Holy War Religion, Nationalism, and Alliance Politics, 1941-1945. Moscow. (Russian transl.).
  12. [Muravyov] (2019) Andrey Nikolaevitch Muravyov i rossiyskay diplomatiay na Pravoslavnom Vostoke. Diplomatichtskie zapisky i perepiska. (Andrei Nikolaevich Muravyov and Russian Diplomacy in the Orthodox East. Diplomatic notes and correspondence) Moscow. (In Russian).
  13. Obschaya Istoriya Tserkvi (General History of the Church). (2017) In 2 vols., 4 books. Moscow. (In Russian).
  14. Petrushko V.I. (2007) Istoria Russkoy Tserkvi s drevneyshih vremen do ustanovleniay patriarshestva (The history of the Russian Church from ancient times until the establishment of the patriarchate). Moscow. (In Russian).
  15. Politychtskoe Bogoslovie (Political Theology). (2019) Moscow. (In Russian).
  16. Pravoslavnaya Entciklopedia (Orthodox Encyclopedia). 2000-2020. Vols. 1-54. (in cont.) Moscow. (In Russian).
  17. Smirnova I.U. (2015) Rossia i Anglia v Svaytoy Zemle v kanun Ckymskoy voiny (Russia and England in the Holy Land on the eve of the Crimean War). Moscow. (In Russian).
  18. [Filaret Drozdov]. (1869) Pisma mitropolita Moskovskogo Filareta k A.N. Muravyovu (Letters from Metropolitan of Moscow Filaret to A.N. Muravyov). Kyiv, (in Russian).
  19. Haass R. (2019) The World Disarray: American Foreign Policy and the Crisis of the Old Order. (Russian transl.).
  20. Huntington S. (2018) Who We are? The Challenges to America's National Identity. (Russian transl.)
  21. Tchibisova A.A. (2014) “Ukrainsky vopros’ v otnosheniah Constantinopolay i Moskvi v natchale XXI veka (The “Ukrainian Question” in the Relations of Constantinople and Moscow at the Beginning of the 21st century). Vestnik PSTGU, Ser. I, issue 5 (55) (In Russian).
  22. Tchibisova A.A. (2018) Avtokefaliay “pod kluytch”: nekotopye fakty iz istorii Polskoy tserkvi (Autocephaly is done: some facts from the history of the Polish Church). Vestnik PSTGU, Ser. II, issue 81 (In Russian).
  23. Shkarovsky M.V. (2010) Russkay Pravoslavnay Tserkov v XX veke (Russian Orthodox Church in the 20th century). Moscow. (In Russian).
  24. Yarema R. (2006) Avtokefalistskie raskoly na Ukraine (UAPTS i UPTS KP) v 1990e gody (Autocephalous splits in Ukraine (UAOC and UOC-KP) in the 1990s). Lviv. (In Russian)

[1] Нельзя не отметить выпуск журнала «Россия в глобальной политике», 2019, №1, в котором собраны разнообразные материалы по данной проблематике, представляющие разные аспекты конфликта и разные точки зрения на него (URL: http://delta-info.net/index.php/rvgpmenu/1184-rvgp1-19), а также выход сборника статей отечественных и европейских авторов «Политическое богословие» [Политическое 2019], которые по-разному рассматривают сложные вопросы взаимодействия и взаимопроникновения политического и религиозного в современном обществе (URL: http://esxatos.com/bodrov-politicheskoe-bogoslovie).

[2] Помещаемый ниже справочный материал в основе своей заимствован из соответствующих разделов Православной энциклопедии, например, [ПЭ, т. 1, 199–202].

[3] Действия МП и УПЦ МП нередко описываются в понятиях «мягкой силы» российской дипломатии, однако в действительности РПЦ старается дистанцироваться от политики властей РФ. По заключению С.П. Донцева, «российская “мягкая сила” в лице РПЦ вплоть до начала 2000-х гг., скорее, конструировалась и демонизировалась в медийном пространстве Украины, чем существовала на самом деле». И позднее УПЦ МП «действовала в большей степени как самостоятельный актор с минимальной поддержкой со стороны Московской Патриархии и государственных институтов РФ». Но с появлением концепции «Русского мира» конфессиональный фактор использовался в этом политическом проекте [Донцев 2018, 83, 85, 86].

[4] Патриарх Алексий II направил 26 мая 1992 г. Филарету телеграмму, в которой, взывая к совести архиерея, просил его уйти в отставку.

[5] В те дни президент Л.М. Кравчук потребовал от руководства Харькова и Харьковской области воспрепятствовать выборам нового предстоятеля УПЦ, а ранее, в апреле 1992 г., в телеграмме к Архиерейскому собору РПЦ просил ускорить положительное решение об автокефалии УПЦ [ПЭ, т. 14, 395].

[6] О политической активности Филарета Денисенко свидетельствует хотя бы факт его обращения к администрации США в интервью от 28 июля 2018 г. с призывом поставлять вооружения для активизации боевых действий на юго-востоке Украины, поскольку «война помогает росту Киевского Патриархата; она была допущена Богом» [Йозеф (Барон) 2019, 144].

[7] Показательно, что заявление патриарха Константинопольского Григория VII, в котором «Тихон объявляется низложенным и признается обновленческий Синод», 1 июня 1924 г. было опубликовано в «Известиях» и всех советских газетах [Мазырин 2017, 63].

[8] Движение сторонников мира в апреле 1949 г. положило начало работе Всемирного Совета Мира. Митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич) был избран членом постоянного комитета ВСМ и вошел в состав Советского комитета защиты мира.

[9] Стоит напомнить, что еще в XIX в. контроль над Константинопольским патриархатом виделся важным с геополитической точки зрения, и Лондон стремился укрепить свой контроль перед началом Крымской войны 1853–1856 гг. Так, патриарх Константий I, избранный на Константинопольскую кафедру в 1830 г., был смещен в 1834 г. по обвинению в «приверженности к России» [Муравьев 2019, 212]. Деятельность патриарха Григория VI, выступавшего против активности западных миссионеров, особенно лютеран и англикан, вызвала негодование посла Великобритании С. Каннинга, и он добился от Порты его смещения в 1840 г. Известный церковный деятель А.Н. Муравьев отмечал, что «новый Патриарх Константинопольский Анфим пред началом войны малодушествовал под угрозою Британскою и чуждался Русских, как бы иноверных» [Филарет (Дроздов) 1869, 421]. Тот же Анфим VI, по характеристике русского посла в Константинополе А.П. Бутенева, был «доверенный человек лорда Редклиффа и отъявленный доброжелатель Англии», и после разрыва дипломатических отношений в 1853 г. между Россией и Османской империей подписал адрес султану с выражением подчинения и преданности, за что получил репутацию предателя в собственной пастве [Смирнова 2015, 320, 321].

[10] Иларион (Алфеев), митр. Выступление на конференции «Всеправославный Собор: мнения и ожидания», 19 апреля 2016 г. URL: https://mospat.ru/ru/2016/04/19/news.

[11] Кузенков П., Ермилов П., диакон. О соборности подлинной и мнимой. Куда ведет экклезиология критского «Великого Собора»? // Православие.Ru, 13.07.2016. URL: https://pravoslavie.ru/95312.html.

[12] Ермилов, Павел, свящ. Украинская автокефалия как начало реформы регионального уровня церковной структуры // Выступление на международной конференции ПСТГУ 25.02.2019.

[13] Там же.

[14] Уместно вспомнить доклад русского дипломата, барона Н.Е. Торнау, составленный в августе 1854 г. и представляющий собой анализ принципов русской и британской дипломатии на Ближнем Востоке. По мнению Н.Е. Торнау, в отличие от энергичных и не всегда оправданных мер, к которым прибегали британские политики и дипломаты, «Россия всегда действовала уступчиво, не желая никаким дипломатическим действием навлечь на себя даже сомнение в принятии мер к противоборству английской политике и к поколебанию влияния Англии на владения, подчиненные ее власти»; в своей «наивной доверчивости» Россия «полагала необходимым действовать откровенно, с благородством, без вмешательства в чужие дела, но забыла, что имеет дело с врагом коварным, который для укрепления своего могущества стремится прежде всего к потрясению и за сим к разрушению могущества и влияния своих соперников» [цит. по: Смирнова 2015, 335].

[15] «Необходимо добавить и мысль о том, – замечает Йозеф (Барон), – что возвращение Крымского полуострова с Украины в Россию, точнее, “непризнание” самого факта западным миром – это особое воспоминание и о Крымской войне, – войне ведущих западных держав с Россией, некая “вариация” этой войны, разразившейся еще в середине XIX века» [Йозеф (Барон) 2019, 144].