• Религия и общество на Востоке
• 2020 год
• № 4

• паломничество
• религиозный туризм
• региональная политика
• сила
• Иран
• Ирак
• шиитская культура

Введение^[1]

Паломнический туризм составляет один из наиболее распространенных видов туризма в исламских странах Ближнего Востока. Паломнические поездки к святым местам Ирана и Ирака относят к числу наиболее ранних и значительных форм взаимных контактов этих двух стран.

Исламская Республика Иран (далее – ИРИ) неоднократно выражала своестремление создать Всемирный исламский совет, и в первую очередь,Ближневосточный исламский союз, чтобы самой участвовать в форматировании ядра лидирующих стран Ближнего Востока.

В этих своих планах страна исходит из понимания собственного культурного потенциала и духовного влияния на регион. В новой туриндустрии, занимающей третье место в мировой торговле, помимо денежного обмена происходит обмен этическими ценностями. Ответственные за разработку культурной политики ИРИ предполагают различными путями, в том числе с помощью религиозного туризма, оказать влияние на культурный обмен в регионе таким образом,чтобыустранитьобщую политическую линию на сдерживание своей страны.

В данном исследовании предполагается на основеописательно-аналитического метода осветить вопрос влияния религиозного туризма на региональную политику Ирана и, в частности, на его взаимоотношения с обновленным Ираком. Базовая гипотеза работы состоит в том, что ввиду влияния религиозной идентичности на политическое поведение ИРИ в регионе, а особенно в силу воздействия шиитской идентичности на политику Ирана в отношении Ирака, паломнические поездки в краткосрочной перспективе привели к относительному снижению факторов, разделяющих эти две шиитские страны.В среднесрочной перспективешиитское паломничествоукрепит отношения Ирана с Ираком как влиятельным членом Арабской лиги и в долгосрочной перспективе создаст предпосылки для реализации идеи Ближневосточного исламского союза – уже на основе опыта глубокого взаимодействия с Ираком.

Основные понятия

Перед тем как перейти к непосредственному предмету исследования, представляется необходимым дать определения используемым в нем терминам.

1. Паломник-турист. Представляется, что словосочетание «религиозный туризм» превратилось в своеобразный омоним, из которого каждый извлекает содержание, соответствующее его собственному пониманию, но не обязательно совпадающее с другими трактовками. Авторсчитает паломником-туристом путешественника, отправляющегося в путь для того, чтобы встретиться с духовными лицами или посетить места, наподобие гробниц непорочных имамов и их потомков. В отличие от обычной туристической поездки, даже если такое путешествие будет сопровождаться тяготами, то это не только не окажется препятствием, но в некоторых случаях будет истолковано как знак свыше, что усилия паломника приняты.
2. Чистый и религиозный туризм. Некоторые исследователи, например, Шоу и Уильямс [Shaw, Williams 1994, 68], пытались дать определение понятию «турист». Это определение представляется некорректным, поскольку трактует туриста как путешественника. Были попытки дать определение и понятию «религиозный туризм». Однако здесь содержательное определение подменялось описанием религиозных мотивов паломников. В данной статье под религиозным туристом понимается человек, который отправляется к святым местам как паломник с целью совершить те или иные обязательные или желательные религиозные обряды. Под чистым же туризмом мы понимаем такой род туризма, который не связан с грехом, не создает паломнику никаких препятствий для совершения религиозных обрядов, а все его предшествующие и последующие деяния считаются допустимыми с точки зрения исламских законов.
3. Социология паломничества. Под социологией паломничества понимается изучение той сферы коллективного поведения, которую принято называть паломническим действием. Это отрасль социологии, занимающаяся паломническим поведением коллектива как коллективным актом [Таки-заде Давари 2001, 59]. Поскольку иранские паломники-шииты отправляются к святым местам, расположенным в Ираке, то их паломническое поведение, их симпатии по отношению к иракским единоверцам, а также давно позабытое единодушие с иракскими шиитами рассматриваются нами в контексте религиозной социологии, а точнее ее особого направления –социологии паломничества.
4. Обновленный Ирак. Под «обновленным Ираком» мы понимаем период после падения Саддама Хусейна в 2003 г., после оккупации Ирака американскими войсками и их союзниками по НАТО под предлогом наличия в этой стране оружия массового уничтожения. С этим периодом связаны появлениеиракского шиитского государства, воссоздание и приход к власти ослабленных шиитских институтов [Талашан 2010, 31], а также появление в Ираке федералистских тенденций.Ближайшим следствием возникновения в Ираке шиитского государства стало расширение перспективных сфер приложения региональной политики Ирана.

Теоретическая основа исследования

Междисциплинарный характер настоящего исследования не позволяетстроить его на какой-то одной теории, поэтому представляется, что выполнение поставленных задач будет обеспечено сочетанием нескольких научных концепций.

После Исламской революции, опираясь на коранические истины: «Поистине, Аллах не меняет того, что с людьми, пока онисами не переменят того, что с ними» (Коран 13:11)[2] и «Поистине, этот ваш народ– народ единый, и Я – Господь ваш, поклоняйтесь же Мне!» (Коран 21:92), руководство ИРИ пересмотрело свою внешнюю политику. Было решено на основе идеи сближенияобратиться к созданию единой исламской общины и этим повысить уровеньполитического единомыслия в регионе, а для достижения этой высокой цели – опробовать эффективные тактические приемы.

После окончания холодной войны в регионе возникли предпосылки создания своих полюсов силы (или, по выражению Барри Бузана[3], «формирования системы власти» [Buzan 1996, 42]), способных нивелировать давление крупных держав. В этих условиях свойидеал единой исламской общины Иран предпочел сначала воплотить в форме Ближневосточного исламского союза. Уже следующим шагом – при опоре на ряд теорий, наподобие предложенныхДэвидом Митрани[4] и Эрнстом Хаасом[5], которые исходят из усложнения ситуации на международной арене и признании функционального императива к сотрудничеству между разрозненными политическими единицами, – должен стать переход к региональной интеграции.

Как правило, и региональные, и надрегиональные игроки смотрят на появление новой силы в регионе без оптимизма и обеспокоенно следят за усилением соперников, предполагая вероятную угрозу своим интересам. Согласно теории Бузана, один из путей решения такого рода проблем состоит в том, чтобы политические единицы не стремились к обретению могущества в одиночку, но, подобно тройке европейских стран – Англии, Франции и Германии, добивались своих целей через вхождение в ядро ближневосточных лидеров и выстраивание союзнических отношений с равными себе странами, что обеспечит им меньшее давление на пути к обретению доминирующего положения.

По мнению исследовательницы Макси Шуман, для превращения в региональную державу необходимы четыре важные предпосылки: (1) внутренние стимулы, побуждающие играть лидирующую и стабилизирующую роль; (2)проявление интереса к занятию ведущих позиций; (3) создание необходимого потенциала; (4) признание соседними странами лидерства этой державы в контексте региональной безопасности [Schoeman2000, 353].

Дэвид Болдуин определяет понятие «сила государства» в таких аспектах, как экономическая деятельность и обеспечение безопасности, а также сфера влияния и политического веса в смысле «признания статуса региональной державы со стороны других государств, принятия на себя расходов и приобретения всех инструментов и механизмов реализации власти» [Baldwin 2002, 178–179].

Даниел Флемес[6], на теорию которого опирается настоящее исследование, считает, что превращение в региональную державу обеспечивают четыре главные критерия: (1) доброжелательное проявление притязаний на лидерство; (2) использование необходимых материальных и интеллектуальных источников силы: внешняя политика такого государства должна быть приемлемой, надежной, а также содержать привлекательные нравственные и культурные компоненты; (3) своевременное использование инструментария внешней политики, например, зарубежные инвестиции, торговля, оказание помощи; (4) признание лидирующей роли «третьими странами» [Flemes2007, 12–18], что требует от этого государства ответственного поведения, поскольку, если страны региона не примут его лидирующей роли, процесс обретения силы окажется трудным.Как будет показано ниже, Иран в относительной степени соответствует четырем этим критериям.

В свою очередь, согласно теории кооперативной гегемонии [Pedersen 2002, 677–696], некоторые сильные государства, создавая определенную региональную идентичность, не только укрепляют конвергенцию в рамках региона, но и повышают свой переговорный потенциал в надгосударственной сфере. В этой связи одним из конструктивных элементов региональной политики Ирана является создание Ближневосточного исламского союза, в рамках которого приоритетом считается углубление сотрудничества с обновленным Ираком.

После окончания холодной войны мир начал восприниматься в русле глобалистской парадигмы, что усиливает тягу к созданию различного рода объединений. По мнению упоминавшихся Хааса и Митрани, государства уже не в состоянии в одиночку противостоять ряду общих проблем, например, загрязнению окружающей среды, киберпреступности или распространению эпидемий: односторонние усилия государств, как правило, неэффективны и требуют огромных затрат. Таким образом, государствам необходимо сотрудничать друг с другом. Несмотря на отдельные проблемы, связанные с распределением финансирования и обязанностей, национальные задачи могут быть решены только благодаря международному сотрудничеству.

Дэвид Митрани считает, что существует своего рода функциональный императив, побуждающий страны к сотрудничеству с целью разрешения имеющихся проблем [Mitrany 1996, 27]. По мысли ученого, чтобы выйти из-под давления неспокойной, полной хаоса международной атмосферы, национальное государство должно передать некоторые сферы своей компетенции наднациональным институтам. Он считает, что сотрудничество в технической области создает предпосылки для сотрудничества политического, а также для соглашений по безопасности [Маскле 2002, 5]. Как показывают результаты подобного сотрудничества в Европе, может появиться возможность политического объединения государств [Сайф-заде 2005, 387).

Следуя идее Митрани, одной из общих проблем ближневосточных стран является отсутствие адекватной доли в растущей мировой туристической индустрии. Эти странымогли бы сотрудничать друг с другом в поисках путей увеличения туристического потока и в ходе этого сотрудничества – приблизитьсяк создания Ближневосточного исламского союза. В частности, основными проблемами в ирано-иракских отношениях являются отсутствие безопасности и комфорта, особенно теракты, совершаемые против иранских паломников во время их поездок по Ираку. ИРИ на основе широкого сотрудничества в сфере обеспечения безопасности и комфорта паломников развивает взаимоотношения с обновленным Ираком, что занимает особое место в ее региональной политике.

Помимо теорий Митрани и Флемеса, мы используем также идеи конструктивистов, полагавших, что интеллектуальные и нормативные конструкты обладают той же ценностью, что и материальные [Мошир-заде 2007, 335]. Кроме того, они считают, что политические поступки личности и действия общества формируются на основе идентичности и культуры самого этого общества [Шафиʻи 2010, 56). Отсюда, стратегия ИРИ в отношении Ирака, являясь частью иранской общерегиональной стратегии, трактуется в русле союзничества и добрососедства, а также стремления к усилению влияния в регионе [Бохрани 2012, 32], с той только особенностью, что Иран обладает богатой религиозной культурой, и после Исламской революции религиозная идентичность придает политическим действиям этой страны на международной арене особый смысл. На основе конструктивистского анализа предмета исследования мы приходим к выводу, что в силу наличия внутри страны религиозного запроса на паломничество к святым местам Ирака, а также устойчивости нормы, именуемой «паломничество», иракская политика Ирана и ирано-иракские отношения реализуются на основе приоритета нормы над интересами.

Задачи, которые необходимо решить Ирану для превращения в региональную державу в эпоху после окончания холодной войны

Поиск гарантийсобственной независимости диктует ИРИ стремление к обретению силы в регионе – это ясно отмечается в Перспективном плане развития. В документе слова «региональное превосходство» (бартари-йе мантакеи) означают выход на первое место в сфере экономики, науки и технологий [Резайи 2006, 65]. Такая трактовка превосходства подразумевает, что, во-первых, ИРИ ни в стратегическом, ни в геополитическом отношении не вынашивает захватнических планов и не предполагает расширение своих границ в любой точке региона. Во-вторых, стратегия опоры на экономику, науку и технологии предполагает, что ИРИ отрицает любые формы милитаристской политики, гонку вооружений и концентрацию в регионе разрушительных видов вооружений.

Согласно этому подходу, стратегия силы на религиозной закваске воспринимается не просто как неизбежность, но как некая ценность, которая станет ответом на национальный запрос и стремлением избежать повторения горького исторического опыта в будущем.

Среди прочих аргументов в пользу необходимости усиления Ирана можно назвать следующие:

1. Секуляризм и пересмотр интересов на основе региональной кооперации

ИРИ находится в окружении двух систем – одна из них тяготеет к Персидскому заливу, другая – к Центральной Азии. Для выхода из создавшегося положения политическая логика требует избавиться от регионального давления с помощью интеграционных процессов и войти в число региональных держав.

В эпоху, последовавшую за окончанием холодной войны, у Ирана появилась возможность пересмотреть свой взгляд на внешнюю политику (в том числе, с учетом теории Митрани), и понять, что отсутствие в международных институтах идет не на пользу стране и увеличивает ее уязвимость, что для исправления положения, возникшего в результате изменений революционных и военных лет, а также для усиления экономической мощи необходимо сотрудничество с мировыми экономическими институтами. Таким образом, Иран стал проявлять большую гибкость по отношению к внешнему миру.

Например, пересмотрев свои отношения внутри Организации регионального сотрудничества и развития [Бейлис 2004, 319], Иран ужев рамках Организации экономического сотрудничества расширил сотрудничество со странами Центральной Азии. В числе прочих изменений было то, что вместо прямого столкновения с тем, что Иран считал «несправедливым мировым порядком», он преследует свои цели по правилам международной игры. В этой связи, на первом этапе Иран принял решение снять напряженность в отношениях с Саудовской Аравией и рядом европейских стран [Рахмани 1996, 77], с тем чтобы снизить давление со стороны США, и в будущие десятилетия, реализуя многостороннюю политику интеграции и уравновешивания, сформулировать свою стратегию и предпринять необходимые шаги для ее проведения в жизнь на международной арене, что для такой страны как Иран, является скорее неизбежностью, нежели благоприятным условием[Хаджжи Йусефи 2008, 46].

Проводя исламский принцип «сплоченности сердец»[7], Иран в значительной степени изменил негативный взгляд стран региона на свои задачи в регионе в позитивную сторону. В частности, помощь Афганистану и Ираку показывает, что Иран способен проявить себя в качестве региональной державы, воспринимающей коллективную безопасность, а также безопасность соседних стран как свою собственную.

2. Воспроизводство исламо-иранской модели власти, создание режима безопасности и политика уравновешивания

Еще одной задачей Ирана является создание режима безопасности с той оговоркой, что сущность понятия «безопасность» относительна, абстрактна и не поддается анализу [Басири 2000, 71], а абсолютная безопасность недостижима. Таким образом, один из путей превращения в региональную державу заключается в обеспечении такой безопасности, которая гарантирует всестороннее развитие страны.

Кроме того, по мнению ряда аналитиков, Иран – единственная страна, которая, благодаря специфическим особенностям и структурным преимуществам на региональном уровне, способна вызвать антагонизм, поэтому ИРИ необходимо получить ситуативные преимущества. Хотя Иран может использовать свою способность к созданию антагонизма в реваншистском ключе и завести регион в тупик, ИРИ, напротив, стремясь возвысить свое положение, устанавливает партнерские отношения с авторитетными соседними странами, в частности с Ираком.

Факторы, способствующие и препятствующие превращению ИРИ в региональную державу

К числу важнейших факторов, способствующих превращению ИРИ в региональную державу, относятся: идеологический базис, богатая исламо-шиитская и революционная культура [Тюаль 2003, 24], воля к реализации идеалов пророка Мухаммада и имама ‘Али в своей духовно-ориентированной политике, историческая ситуация, геополитическое значение страны, качественный и количественный состав населения, обладание стратегическими запасами нефти, газа и полезных ископаемых, а также использование земельных и водных ресурсов.

Однако особую важность мы придаем ограничениям: анализ и предупреждение последнихимеют своей целью нейтрализовать или уменьшить давление сдерживающих факторов. Одним из факторов, препятствующих усилению Ирана, являются углубляющиеся разногласия на Ближнем Востоке, которые затрудняют Ирану создание благоприятных условий в регионе и реализацию его стратегии в Ираке: этот процесс будет откладывать решение задач ИРИ вплоть до относительного снижения его интенсивности.

Среди этих разногласий можно упомянуть следующие: двойственность политических режимов, обладающих двумя противоречивыми структурами – традиционной и модернистской, пограничные споры, рост в регионе экстремистских идеологий, например, салафизма, считающего Иран чужаком и самым крупным возмутителем спокойствия современной эпохи [Бакернежад 2010, 56], талибанизм. Разногласия вызываются также рядом структурных препятствий, в частности неэффективностью региональных институтов, неспособностью управления кризисными ситуациями, слабостью инфраструктуры, необходимой для региональной конвергенции, невысоким уровнем развития, участиемв противоречащих друг другу политических договорах, до самого основания сотрясающих структуры безопасности, необходимые для регионального объединения. Важнейшим из всего этого является хрупкость безопасности на Ближнем Востоке, которая лишает Иран возможности решения поставленных задач.

Некоторые пессимистичные взгляды на региональную политику Ирана переросли в нежелание принимать его силу на рациональном уровне. Так, Холидей характеризует пессимизм государств в отношении региональной политики Ирана следующим образом: «Иран, как и другие революционные страны, прикрываясь универсалистской риторикой, преследует свои национальные интересы, используя международную помощь для тактическойреализации своих задач» [Halliday 1999, 127].

Еще одним психологическим препятствием на пути реализации политики объединения на Ближнем Востоке является отрицательное отношение к созданию различного рода союзов [Vaez 2011] в силу неудачного опыта движений за исламское объединение и, вследствие этого, восприятия самой мысли об объединении как бесполезного занятия.

Среди негативных стереотипов можно назвать и соотнесение иранского ислама с талибанистским исламом и исламским экстремизмом, что не позволяет признавать Иран ведущей державой.

С разрушением биполярной системы сложились благоприятные условия для регионализма, однако существующие на Ближнем Востоке структуры и режимы не были готовы к такой политике ввиду первоочередности угроз стабильности и безопасности[Йазданфам 2009, 17], которые мешают думать о широких горизонтах сотрудничества. Правительства стран региона сталкиваются с нестабильностью власти и кризисомлегитимности [Симпсон 2009, 149], поэтому в своей внешней политике больший приоритет они отдают соображениям безопасности и редко проявляют желание к взаимному сотрудничеству, предпочитая иметь дело с державами, находящимися за пределами своего региона.

Иран, не относящийся к арабским странам, не смог завоевать доверия арабов: самые глубокие взаимные подозрения в зоне Персидского залива имеют место между Ираном и странами Залива. Те считали Иран проводником экспансионистской политики в эпоху пехлевийской монархии и источником угрозы безопасности для себя после Исламской революции [Хаас 1993, 19]. Подобное восприятие политического поведения Ирана вредит решению его региональных задач. Даже несмотря на проявление дружественные знаков (например, демонстрация готовности ко вхождению в систему безопасности через ССАГПЗ [Амирахмади 1999, 54]), Иран все равно сталкивается с неприветливостью и сомнениями со стороны стран региона. ИРИ постоянно испытывает на себе подозрительность в отношении региональных подходов, а также множественность и неоднородность, обычные по отношению к внешней политике революционных стран [Halliday 1999, 131].Во всяком случае, стереотип, что Иран стремится не к лидерству, а к господству в регионе [Бжезинский 2007, 274], сдерживает расширение его влияния.

Если ко всем негативным стереотипам прибавить восприятие Ирана как источника угрозы через структурные конфликты в соседних странах, тогда сложность положения ИРИ в регионе станет очевидной. Неверные интерпретации Ирана салафитским исламом привели к его ослаблению, ведь салафиты убеждены, что Иран– враг, которому необходимо противостоять. По их мнению, его опасность для региона превосходит угрозу, исходящую от Запада, ик нему они относят содержание аята «И сражайтесь с ними, пока не будет больше искушения…» (Коран 2:193).

Обращая особое внимание на эволюцию обновленного Ирака, следует помнить, что любые споры Ирана с соседними странами окажутся серьезным препятствием на пути признания его превосходства в регионе. ИРИ является наследницей давних исторических конфликтов, запутанность которых непрерывно возрастает. Только один взгляд на политическую карту Ирана показывает, что разрешение этих конфликтов является насущной необходимостью для превращения ИРИ в региональную державу. Начиная с сефевидской эпохи[8], Иран несет на своих плечах бремя разногласий относительно реки Арванд[9]. Так, после обретения Ираком независимости Иран принял решение воздержаться от признания нового государства до тех пор, пока Ирак официально не подтвердит права Ирана в районе Арванда [Моджтахед-заде 2000, 97]. Однако подобная тактика ни к чему не привела: после этого Иран и Ирак подписали десятки договоров о разграничении, последним из которых был Алжирский пакт 1975 г. Однако столкновения продолжились и, в конце концов, вылились в навязанную Ираком войну.

Длительное противостояние все время таит в себе опасность перерастания в конфликт между арабами и иранцами, что создает атмосферу неустойчивости в сфере безопасности и может задержать усилениерегиональной мощи Ирана. Если в Ираке придет к власти правительство, которое поднимет старый вопрос о реке Арванд, это создаст напряженность в отношениях с Ираком и стратегия Ирана, направленная на превращение в региональную державу, столкнется с серьезными препятствиями.

Религиозная ориентированность паломнических поездок

Основными задачами религиозных поездок считается приобщение к духовности и богоискательство. По мнению Имама ‘Али, один из глубинных смыслов путешествия состоит в том, чтобы сделать шаг к исправлению будущей жизни [Йа‘куби 1997, 63].

Надежда на облегчение страданий и избавления от страхов и угроз на протяжении всей истории человечества неизменно выступали стимулами для совершения паломнических поездок. Благословенная Мекка, возвышенная Кербела и благородный Наджаф в Ираке, Иерусалим в Палестине, Фатима в Португалии, Ватикан в Риме – вот лишь несколько из множества мест, куда направляются религиозные туристы, движимые желанием обрести Бога.

С точки зрения паломников, святые места являются точкой соединения материального и духовного миров. Своим духовнымоком паломник видит, что несмотря на то, что пророк или имам, к могиле которого он приходит, скрыт от внешних органов чувств, присутствие в священном месте равносильно присутствию в собрании имамов.

Еще одна цель паломничества – стяжание духовной радости.В приводимых ниже аятах содержится не просто предложение, но иногда даже повеление совершить путешествие ради укрепления веры:

– «Скажи: Ступайте по земле и посмотрите, каков был конец грешников!» (Коран 27:69).

– «До вас уже прошли примерные обычаи; походите по земле и посмотрите, каков был конец считающих ложью!» (Коран 3:137).

–«Разве они не ходили по земле и не видели, каков был конец тех, кто был до них? Были они мощнее их силой…» (Коран 35:44). В этих словах слышится упрек.

Подобная вопросительно-побудительная интонация повторяется и в других аятах Корана: 12:109, 30:9, 40:82, 47:10.

Коран побуждает мусульман к путешествию ради наслаждения божественным творением, распространения слова Аллаха и культурного обмена.Коран подтверждает наличие в паломническом дискурсе мотива поиска заступничества святых перед Аллахом. Подобное поведение иранских паломников не раз выставлялось в черном цвете ваххабитами и салафитами [Чехельтани 2010, 44], хотя в суре «Йусуф» сказано: «Он сказал: Я буду проситьпрощения для вас у моего Господа. Поистине, Он – прощающий, милостивый!» (Коран 12:98) Здесь обращение за помощью к заступнику перед Всевышним возводится в разряд коранического предписания.

Влияние Исламской революции на туриндустрию в Иране

После Исламской революции в силу различных причин, в частности необходимости защиты репутации теократии и поддержания влияния шиитской культуры на политическую сферу, усилились проявления верности шиизму, и особенно это коснулось мест паломничества.

После 1979 г. в государственной среде Ирана произошли фундаментальные изменения в сфере принятия решений по проблемам туристической отрасли. Перечислим наиболее важные из них.

1. Дотирование и инвестиции в религиозную туриндустрию.В начальный период Исламской революции туризм считали не просто прибыльной индустрией: сторонники умеренно негативного взгляда видели в нем род занятий, ведущий к роскоши, а приверженцы крайне негативного взгляда воспринимали его как фактор, способствующий распространению порока и распущенности, а иногда даже как прикрытие для шпионской деятельности. Поэтому в первом и втором Планах развития он занял место в качестве одной из проблемных областей культурной сферы [Тахлилха-йе…1992, 26].

Кроме того, по религиозным мотивам на определенные виды туризма (например, курортный туризм) был введен запрет. В условиях санкций и международной изоляции Ирана, особенно в первое десятилетие существования ИРИ, одним из немногих разрешенных властью путей связи с миром были паломнические поездки. При этом в последующие годы, когда общее количество туристов в мире достигло в2000 г. около 661 млн чел., а в 2001 г. – 900 млн чел. (www.wto.org)[10], на долю Ирана приходилась лишь ничтожная часть этого блуждающего мирового капитала. Поэтому основную массу туристов, которых привлекала поездка в Иран, составляли паломники.

Смена в постреволюционную эпоху доминанты общественных ценностей на религиозные привела к тому, что правительство приняло к исполнению исламские предписания опутешествиях и важности посещения могил шиитских имамов, и сделалоосновой своей политики по отношению к святым местам пророческие и алидские хадисы, повествующие о восстановлении усыпальниц шиитских имамов.

Аяты Корана, наподобие приводимого выше 3:137, обязывали исламское правительство создавать условия для воплощения их в жизнь через облегчение возможностей поездок, и наиболее эффективно это можно было реализовать в отношении паломнических путешествий.

После Исламской революции различные учреждения, в частности университеты, проводили политику поощрения, главным образом, в виде паломнических туров в Мешхед, в Мекку для совершения хаджа или к гробницам имамов. Избранные члены национальных сборных спортивных команд, преподаватели, студенты, служащие и рабочие награждались паломническими турами.

2. Проведение антизападной политики и принижение положительных сторон туризма. После Исламской революции в ряде отраслей власти проводили решительную антизападную политику, полностью отвергая нерелигиозный туризм. Так, например, в марте 2006 г. в Берлине состоялась международная выставка, проводившаяся вот уже 40 лет, и в Германию съехались представители из 180 стран, чтобы обменяться новыми достижениями и наладить контакты в области торговли, культуры и туризма. Однако, несмотря на 35%-е увеличение числа представителей из арабских стран, а также первое в истории участие Афганистана, Ирана на этой выставке не было.

Кроме того, некоторые политики иногда снижали эффективность этой индустрии из-за недостаточного кредитованияи реализации проектов, не прошедших должной экспертной оценки. А между тем, если ИРИ сумеет создать необходимую инфраструктуру и привлечь 12 млн туристов в год [Пиран 2011, 14], то доход от каждого туриста составит 200–500 долл., что в десятки раз дороже барреля нефти. Это позволило бы освободиться от тормозящей превращение ИРИ в региональную державу опоры на доходы от продажи нефти.

3. Стратегия на развитие городов и святых мест. Мемориальный комплекс имама Резы в Мешхеде (Остон-е кодс-е Резави) после Исламской революции превратился в один из лучших образцов городского развития в Иране: именно здесь проявился грандиозный размах технологического развития. В своем интервью главный инженер комплекса Голабчи говорил: «Система охлаждения и кондиционирования воздуха в усыпальнице Его Святости Резы спроектирована с учетом уровня потребления энергии, пониженного уровня загрязнения и ее уникального расположения в погребальном комплексе: используются двухступенчатые всасывающие охладители. Эти охладители способны с большой точностью поддерживать климат внутри помещения даже при расхождении с внешней температурой на 20%» [Голабчи 2007].

Положительное влияние паломнических поездок на взаимоотношения Ирана с обновленным Ираком

Взаимные паломнические поездки создали для интеграционной региональной политики Ирана и,в частности, для его отношений с обновленным Ираком целую палитру политических направлений.

1. Превращение границ войны в границы мира

После окончания восьмилетней Ирано-иракской войны, оставшейся в памяти как одна из самых продолжительных войн ХХ столетия, а особенно после падения тоталитарного режима Саддама [Арендт 2009, 168] граница между Ираном и Ираком превратилась в линию, через которую осуществляется взаимное движение паломников.

Если бы эта граница, навевающая воспоминания об Ирано-иракской войне и повсюду окропленная кровью лучших сынов нашей страны, не влекла к себе паломников к святым имамам, она воспринималась бы как мятежная полоса, столетиями засеваемая семенами ненависти. Однако, напротив, семьи погибших героев с глубокой скорбью спешат посетить могилы непорочных имамов, дабы под светлой сенью, приносящей успокоение, рассказать этим святым о своих невыразимых мучениях, о приглушенной боли и бесконечной печали утраты своих близких, о сострадании к инвалидам войны, а воспоминаниями об увлекательном путешествии и лицезрении святых мест заместить пробуждающие ненависть воспоминания о войне.

Если бы не любовь шиитов Ирана к посещению могил имамов и не их готовность терпеть все тяготы путешествия, ИРИ сталкивалась бы с огромными трудностями в установлении регулярных отношений с Ираком: чтобы притупить ненависть, вызванную войной, потребовались бы годы, и из-за этого иранские лидеры оказались бы перед лицом серьезных проблемна региональном уровне.

Таким образом, одной из функций паломнических поездок для Ирана и Ирака является превращение политической границы войны и конфликтов в границу культуры, мира и духовности. Особенно это относится к периоду после падения Саддама, когда Ирак из стратегического врага [Барзегар 2007, 55] перешел в разряд региональных партнеров Ирана. Только в 2010 г. ежедневно около 2 тыс. иранских и иракских паломников отправлялись к могилам имамов в Ираке и гробницам имама Резы и Ма‘сумы[11] в Иране.

Исследователи влияния религии на идентичность считают, что религия и религиозные ценности, в частности паломнические поездки, способны содействовать установлению мира. В правильности этой точки зрения можно убедиться на примере влияния паломнических поездок на снижение напряженности и укрепление миролюбивых настроений в ирано-иракских отношениях.

2. Закрепление взаимоотношений и табу на возрождение прежних разногласий

После Исламской революции Иран и Ирак прошли через эпоху напряженных отношений, завершившуюся длительной войной [Марр 2001, 452]. Однако паломнические поездки к святым местам шиизма в обеих странах не позволили политическим разногласиям проявиться во всей полноте: традиционные политические конфликты сглаживались стремлением к сотрудничеству по налаживанию паломничества. Именно благодаря паломническому туризму, напряженные политические отношения между двумя странами, вопреки существующей международной диспозиции, не привели к полному разрыву отношений. Нечто подобное было и на Кубе. Когда отношения этой страны с Западом стали напряженными и контакты были крайне ограничены, туризм наряду с рыболовством и научно-техническим сотрудничеством считались исключением [Мохтари 2007,71]. Даже революционер Фидель Кастро, несмотря на отвращение к безнравственным, по его мнению, туристам, был вынужден, гибко реагируя на трудности в экономике, открыть туристам двери в страну.

Две мусульманские страны, Иран и Ирак, движимые целью наладить регулярные паломнические поездки, взялись за строительство промежуточных туристических комплексов и мечетей (например, мечети «Путь в Кербелу» в г. Бонаб), расположенных на магистралях, связывающих между собой города Ирака: ежегодно через них проходит множество иранских паломников и шиитов из соседних стран. Учреждения, ориентированные на религиозный туризм, например, «Центральное бюро услуг»[12] (Шеркят-е маркязи-йе хадамат), а также специализированные институты, наподобие «Штаба по восстановлению гробниц шиитских имамов в Ираке» (Сетад-е базсази-йе ‘атабат-е ‘алийат), создали отделения в других странах [Ахмади 2011, 187]. Кроме того, в целяхналаживания сотрудничества официальными лицами обоих государств было проведено множество конференций.

Помимо этого, в апреле 2009 г. страны договорились о создании «Объединенного профессионального комитета по туризму» (Комите-йе моштарак-е фанни-йе гярдешгяри), а также предприняли попытку навести порядок на кладбище «Вади ас-салам» («Долина мира»). В ноябре 2009 г. в Иран прибыли казначеи усыпальницы имама ‘Али, Маджид аль-Хатиб и Салам Касим Мухаммад, чтобы обсудить вопросы охраны и восстановления исторических памятников, находящихся в усыпальницах имамов, похороненных в Ираке. Все это указывает на волю ИРИ и обновленного Ирака инвестировать в туристическую сферу как объединяющий стержень двусторонних отношений.

Диалог о налаживании паломнических поездок как механизма укрепления взаимоотношений стал принципом дипломатических связей между Ираном и обновленным Ираком. Например, на заседании глав государств, членов Движения неприсоединения, Хушйар Зибари и Хасан Данаифар изучили пути укрепления двусторонних отношений, в том числе вопрос о предоставлении виз паломникам обеих стран[13], и подписали об этом меморандум о взаимопонимании. В результате в 2011 г. Иран отправил к гробницам шиитских имамов в Ираке 1,5 млн паломников[14].

Взаимодействие по делам паломников породило сотрудничество в ряде смежных областей: например, в августе 2009 г. было заключено двустороннее соглашение о противодействии контрабанде культурных и исторических ценностей [ал-Хаффаф 2013, 108], достигнута договоренность о возвращении вывезенных контрабандным путем предметов, созданы свободные торговые и промышленные зоны, в мае 2010 г. в иракском городе Сулеймания была проведена выставка народных ремесел и туризма Ирана, стало уделяться внимание развитию приграничных городов. Страны выдвинули предложение о создании программ на арабском языке, посвященных достопримечательностям остана (губернаторства) Илам[15], а также о сотрудничестве в области лечебного туризма через Центр хирургии им. 15-го Ша‘бана[16].

Таким образом, одной из функций паломнических поездок является создание предпосылок для регионального взаимопонимания, особенно между Ираном и Ираком, несмотря на существовавшие в прошлом политическое напряжение.

3. Опора на политику мягкой силы в Ираке

Использование в политической структуре мягкой силы привело к снижению затрат – этот подход пропагандируется, главным образом, учеными и политиками-моралистами [Имам-задефар 2010, 42]. Характеризуя эту новую силу, Джозеф Най[17] говорит: «Мягкая сила – это способность формировать предпочтения других через убеждение, а не путем принуждения. Эта сила такова, что во многих случаях жесткая сила не способна выполнить ее работу» [Nye 1990, 26]. По мнению Ная, источником мягкой силы служит привлекательность культуры, идеологии и международных институтов[Най 2006, 134]. Автор настоящего исследования убежден, что одной из привлекательных культурных черт Ирана является построение политики, например, в отношении туризма, именно на религиозно-культурной основе, поскольку в изменяющейся международно-политической обстановкемалозаметное воздействие мягкой силы приобретают все возрастающее значение.

Исходя из определения Джозефа Ная, Иран обладает способностью формировать приоритеты Ирака – особенно это касается возможности воздействия на иракских шиитов [Nasr 2004, 22].По признанию западной прессы, Иран обладает духовным влиянием в регионе, поскольку ему удалось заставить соседние страны поверить в его способность противостоять Западу в поднимаемой им волне критики и угроз[18]. Иран, в том числе через сотрудничество по делам шиитских паломников бесспорно обладает возможностью воздействовать на процесс выработки Ираком стратегических решений.

Автору этих строк самому приходилось наблюдать в ходе своего паломничества к усыпальницам шиитских имамов в Ираке, совпавшего с выборами в иракский парламент, значительное сходство в методах пропаганды и в электоральном поведениииранцев и иракцев, особенно шиитов Ирака и иракских беженцев в Иране. Политический анализ и формулировкиправящих стратегов Ирана вошли в политическую литературу Ирака. Это обстоятельство вполне может считаться показателем мягкой силы Ирана, придающей направление политической мысли иракцев.

Кроме того, Иран может проводить политику мягкой силы через возвращающихся на родину иракцев, иракцев-членов Корпуса Бадра (Сепах-е Бадр), некоторые из которых работают в отделе международных связей погребального комплекса имама Резы в Мешхеде, членов Партии исламского призыва (Хизб ад-да‘ва), а также иракских туристов, совершающих паломнические поездки в Иран.

В ходе Ирано-иракской войны Саддам Хусейн выслал в Иран шиитов иранского происхождения [Акаджани, Каннад 2009, 67]. В итоге Иран принял около 650 тыс. иракских беженцев (иранского происхождения, и в Иране они стали известны как муʻаведан, «возвращенцы»), к которым шиитское сообщество остального исламского мира отнеслось настолько радушно, что это сохранилось в памяти тех иракцев, когда они вернулись на родину после падения режима Саддама. Таким образом, Иран способен добиваться своих целей в Ираке с помощью убеждения, не прибегая к «жесткой силе».

Ввиду значительной культурной и экономической бедности иракцев (уровень инфляции в Ираке к концу 2005 г. достиг 40 %, а к концу 2006 г. – 50 % [Курбани 1999, 45]), доходы от притока в обновленный Ирак иранских туристов послужат увеличению веса шиитского населения Ирака, а также создадут возможности для реализации влияния Ирана на процесс принятия политических решений в Ираке.

Директор Организации по делам хаджа и паломничеств ‘Али Лийали пояснил, что благодаря туристическому трафику из Ирана иракский народ получит социальные дивиденды. Это подтвердил и министр туризма Ирака: по его мнению, консультации по налаживанию регулярных паломнических поездок, несмотря на все трудности, будут способствовать укреплению отношений между двумя странами[19].

Благодаря паломническим поездкам ИРИ способна одержать верх над конкурентами, в частности Турцией и Саудовской Аравией, а создав, в конечном итоге, коалицию с Ираком, оказывать политическое и экономическое влияние на эту страну. В этой конкурентной борьбе Иран обладает исключительным положением, поскольку для развития и укрепления культурных связей он опирается на своих паломников.

Влияние паломнических поездок на культуру Ирана и обновленного Ирака

Прежде всего, необходимо заметить, что в силу признания духовной сущности паломничества, соединения религии и политики и идеологически окрашенному мировоззрению иранских политиков, в ИРИ имеет место своеобразное смешение политических и культурных следствий паломнических поездок, и полного разделения между ними не существует.

Во-первых, следуя логике исламско-революционной идентичности, в своей внешней политике Иран поставил перед собой две задачи религиозного характера – «создание единой исламской общины» и «защита освободительных движений и экспорт исламской революции по всему миру» [Дехкани 2009, 135]. Эти религиозные формулировки вошли в преамбулу к Конституции ИРИ в качестве юридических норм. Так, согласно ст. 154 Конституции, политика ИРИ всецело осуществляет цель объединения с мусульманскими народами всего мира (в том числе соседними), а также защиты всех угнетенных.

Призыв, говорящий об универсальности ислама и считающий, что эта религия была ниспослана всему человечеству, а не только верующим-мусульманам, поставил иранскую революцию перед необходимостью использовать свой религиозный энтузиазм для распространения ислама по всему миру. Обязательность воплощения Исламской революцией в Иране идеала единой исламской уммы [Halliday 1999, 124] со всей очевидностью выражается в политике экспорта революции в мусульманские страны и в тезисе имама Хомейни о защите всех мусульман.

Во-вторых, речь идет о переосмыслении религиозной идентичности и использовании космополитической составляющей. Ведь паломнический туризм облегчает ответ на вопрос «кто ты и что ты?», составляющий один из столпов на пути самоосознания. В развивающихся странах, которым угрожает кризис идентичности, этот фактор может выполнять функцию ее формирования.

Когда иракские шииты видят иранских паломников, которые так же молятся и совершают те же паломнические обряды, они охотнее сотрудничают с иранцами, идентичность которых согласуется с их собственной. Иными словами, условия утверждения Иранакак «матери селений»[20], возникают также благодаря паломнической активности [Ва‘ез 2011, Т.2, 371).

Кроме того, усилия Ирана по восстановлению мест паломничества, находящихся в Ираке и других мусульманских странах, мест, напоминающих о былом величии исламского мира и его возрождении, создает новые возможности для сотрудничества этих соседних стран в области культуры.

Архитектура, изразцы, зеркальная отделка, купола, минареты и крытые галереи иракских мечетей испытали на себе влияние, главным образом, иранского искусства. Единство архитектурных форм усыпальниц Ирака со святыми местами Ирана способствует тому, что иранский паломник в святых местах Ирака не чувствует себя чужим, несмотря на разделенность политическими границами. Происходит своего рода отождествление. Тем самым, в таких местах иранская, иракская, тюркская или курдская идентичность индивидуума оказывается вторичной, и для реализации своих региональных задач в раздробленном ближневосточном регионеИРИ нуждается именно в такой интерпретации понятия «идентичность»[Ва‘ез 2007, 121].

Во время паломничества к святым местам представители разных стран, несмотря на значительные политические разногласия, демонстрируют одинаковую модель религиозного поведения в силу культурного сходства. Общие религиозная литература, модель поведения и паломническая культура обладают космополитическим эффектом, который полностью соответствует интернациональной политике Ирана, стремящегося создать в регионе исламский полюс силы в форме Исламского ближневосточного союза [Vaez 2010, 5].

Религиозный туризм представляет собой одну из редких форм туризма, которыйосуществляется, несмотря на политические или климатические препятствия: примером тому является приуроченный к дню ‘ашуры переход нескольких сотен тысяч иранских и иракских паломников из Наджафа в Кербелу во время нередких февральских холодов (например в 2013 г.). Миллионы мусульманских паломников в Мекке, миллионы христианских паломников в Ватикане, миллионы шиитов, собирающихся в Кербеле в 10-й день месяца мухаррама, –наиболее яркие примеры святых мест, привлекающих к себе паломников со всего мира. Особенности паломнических путешествий обеспечивают стремление к космополитизму, являющемуся неотъемлемой частью интернациональной политики ИРИ.

Одним из эффектов паломнического туризма является стирание расстояний и затушевывание множества вторичных идентичностей в ходе исполнения особых паломнических обрядов. Так, араб и иранец, богач и бедняк, оставив все различия, совершают паломничество рядом друг с другом. Иными словами, это тот самый формат, в котором нуждается Иран для создания единой мусульманской общины на Ближнем Востоке. Например, иранские и иракские паломники, заполнившие пространство между усыпальницами имама Хусейна и ‘Аббаса ибн ‘Али (байн аль-харамейн) в Ираке, в дни ‘ашуры вместе скорбят по имаму Хусейну под звуки элегий Назара Катари[21]. В этот момент их национальные иранская и иракская идентичности вытесняются общей шиитской идентичностью и ощущением конфессионального единства.

Влияние религиозного туризма на социально-экономическую составляющую ирано-иракских отношений

Паломнические поездки оказывают влияние на политику Ирана и отношения ИРИ с изменившимся постсаддамовским Ираком еще, как минимум, в двух аспектах.

1. Духовный настрой паломников способствует созданию атмосферы мира и сдерживанию насилия. В святых местах паломников охватывает духовный трепет, вызванный их прошениями о всевозможных благах для себя и для других, и это духовное состояние несовместимо с агрессией. Преодоление в молитве индивидуализма способно породить коллективизм и чувство единения с другими в едином стремлении к шиитскому правлению на Ближнем Востоке.

Содержание молитв, произносимых паломником-мусульманином, обладает измерением, порождающим идентичность. Так, например, когда паломник говорит: «Ты – мой Бог, предводитель и господин! Прости друзей наших, отврати от нас врагов наших и не позволяй им мучить нас!» (Зийарат Аминулла[22]), он просит не только за себя, но за всех вместе. Это создает в его разуме своеобразное соединение его собственных желаний с чаяниями всех мусульман.

Свои возвышенные желания и веру паломник находит, в частности, в Зийарат-е джаме‘е-йе кабире[23], способном породить лишь чистый и незамутненный дух.

Паломнику свойственны толерантность, неконфликтность, миролюбие и стремление к укреплению мирных взаимоотношений, поэтому в долгосрочной перспективе вследствие качественного и количественного роста паломнических путешествий чиновники двух шиитских государств, Ирана и Ирака, отвечающие за культурную политику, не смогут игнорировать нужды и чаяния этой значительной части своих сограждан.

Паломничество к могилам непорочных имамов связано с целым рядом духовных обычаев и верований. Это, например, традиция давать обеты [Амин ад-Доуле 1991, 26], стремление приблизиться к Богу [Кербелаи Карнатаки 2007, 39], надежда заслужить награду Всевышнего, припадание больных к стальным оградам могил имамов, оставление возле последних записок с прошениями, благословение покойного вблизи усыпальниц непорочных имамов, волонтерское служение в священных местах, а также проживание вблизи святых мест [‘Алавийе Кермани 2007, 93]. Все это оказывает благотворное воздействие на душу паломника, снижая проявления политической ненависти.

Религиозные паломники являются наиболее спокойными и миролюбивыми, и по части проявления агрессии они занимают самые нижние строчки статистики. Иранские паломники, будучи обладателями высокой культуры [Накиб-заде 2013, 7], способны сыграть роль посланников мира и безопасности в местах паломничества, особенно в Ираке, охваченном волной терроризма [Nasr 2004, 8], похищения людей и бомбардировок [Валадани 2008, 86], они могут посеять семена духовности и в перспективе способствовать установлению мира в регионе.

Регулярный характер таких путешествий поможет установить согласие между народами двух стран, а совместная деятельность по учреждению досуговых центров для паломников в Ираке будет способствовать укреплению взаимных симпатий и дружбы.

2. Участие Ирана в восстановлении Ирака: приоритетотдается воссозданию гробниц шиитских имамов. Восстановление страны в постсаддамовский период входит в число насущных потребностей обеспечения безопасности иракского шиитского государства и требует огромных материальных ресурсов. Еще в 2004 г. на восстановление Ирака требовалось, по разным оценкам, от 50 до 100 млрд долл. Это означало необходимость участия международного капитала. С января 2004 до конца июля 2008 г. на восстановление Ирака было потрачено 118 млрд долл., 50,46 млрд из которых приходилось на долю США [Хосрови 2011, 39].

В 2003 г. в Мадриде состоялась конференция «Помощь в восстановлении Ирака», в которой приняли участие 73 страны и 20 международных организаций [Курбани 2008, 191] и где каждая страна представила свои пути оказания помощи. Страны региона высказались либо за предоставление займов (например, Кувейт), либо за значительные финансовые субсидии (например, Катар и ОАЭ). ИРИ помимо технической поддержки основные свои усилия сосредоточила на восстановлении гробниц шиитских имамов.

За предшествующие годы многие места паломничества в Ираке обветшали. Невнимание к требованиям иракских шиитов по сохранению культурных памятников в эпоху Саддама Хусейна мешало осуществлению планов по восстановлению и развитию святых мест шиизма. Однако с падением режима Хусейна и пересмотром прежней политики эти требования вошли в число приоритетных направлений деятельности нового государства. Но беспомощная экономика Ирака [Йазданфам 2011, 260]не могла обеспечить необходимый бюджет, и Иран, движимый желанием извлечь из этого опыта духовную и материальную пользу, а также активно инкорпорироваться в региональную кооперацию, выразил самое серьезное намерение принять участие в восстановлении Ирака [Айати 2010, 144].

В частности, в знак своего доброго отношения к многочисленному шиитскому сообществу Ирака Иран предоставил в распоряжение этой обновленной страны свой драгоценный опыт управления погребальным комплексом имама Резы как одного из крупнейших паломнических комплексов в мире. Подобная политика не только позволяет создать дополнительные рабочие места для иранцев, но, благодаря предоставлению Ираку технологических мощностей, выводит Иран на уровень лидирующей региональной силы.

Одним из примеров участия Ирана в восстановлении гробниц шиитских имамов в Ираке, примеров единодушия с иракскими религиозными лидерами, облегчающего условия паломнических поездок, служит отправка в Наджаф в 2010 г. по приглашению иракского правительства пяти специалистов для оценки условий реставрации исторических артефактов, хранящихся в погребальном комплексе имама ‘Али[24].

Среди других актов помощи Ираку можно назвать: выполненная иранскими мастерами чеканка по меди и серебру в усыпальнице имама Хусейна [в Кербеле], отделка камнем внутренних помещений усыпальниц имама Хусейна и Абу-л-Фазля, затратная операция по золочению куполов имама Джавада и имама Мусы Казима[25], восстановление главной конструкции погребального комплекса ‘Аскарийайн[26] в Самарре и оформление ее внутреннего убранства[27], реставрация позолоченных дверей портала Врата киблы в погребальном комплексе имама Хусейна, а также открытие отреставрированных минаретов погребального комплекса Абу-л-Фазля, состоявшееся в 2010 г. при участии представителей ИРИ, Сирии, Саудовской Аравии, Бахрейна, Кувейта, Пакистана и Ливана.И хотя в тексте сообщения об этих мероприятиях сказано только об использовании 108 кг золота и бюджете в более чем 4 млн долл. на проектирование и создание в священных местах Ирака позолоты на основе, сооруженной из 5 тыс. кирпичей[28], и нет ни малейшего упоминания об ИРИ, факты могут подтвердить широкое участие Ирана в этом проекте, реализовать который было не под силу слабому иракскому государству.

Иран был пионером передачи Ираку опыта по приему миллионов паломников и налаживанию сопутствующей инфраструктуры услуг[29]. Организация красного полумесяца создала в Кербеле и Наджафе две хорошо оснащенные больницы. В рамках развития паломнического сервиса на пути между двумя странами были заключены соглашения о предоставлении палаток для паломников, а также об установке по особым случаям кондиционеров в палатках, расположенных между Кербелой и Наджафом.

К числу крайне изношенных объектов инфраструктуры Ирака относятся пограничные пункты и пути сообщения. Восстановить большинство разрушенных дорог и дорожной инфраструктуры страны пока не представляется возможным. Кроме того, минирование нефтепроводов, масштабная контрабанда и торговля людьми показывает, что новое иракское правительство не обладает должной компетенцией для эффективного контроля за границами [Джонс 2009, 154]. Новому правительству Ирака необходимо также принять меры для контроля населения, в частности ввести паспорта, визы, лицензирование ношения оружия, а также досмотр граждан.

Согласно упомянутой теории Д. Митрани, правительство обновленного Ирака, не обладающее богатым опытом государственного управления по причине долгих лет политической изоляции, нуждается в техническом сотрудничестве с ИРИ в области организации и стратегического планирования паломнических поездок, а также услуг, предоставляемых до и после них. То же самое обстоятельство оказывает влияние на политику двух стран, а также способствует развитию отношений между ними в долгосрочной перспективе. Растущий с каждым днем запрос шиитских паломников на посещение святых мест Ирака вынудил новое правительство этой страны уделять внимание соответствующей инфраструктуре для того, чтобы сделать паломнические поездки более доступными. Таким образом, любые усилия Ирака, направленные на восстановление границ, могут создать для Ирана прекрасные возможностив контекстеего региональной политики. Иран способен обеспечить безопасность передвижения иранских паломников вкупе с укреплением связей между двумя странами, а также прекратить волнения в соседней стране и создать мирную и безопасную атмосферу для формирования на Ближнем Востоке желанного для ИРИ Исламского союза. Поэтому любой совместный с Ираком шаг в данном направлении считается шагом вперед в рамках реализации иранской политики добрососедства.

Растущее стремление иранцев совершать паломнические поездки в Ирак обладает и экономическим эффектом: именно этот тип сотрудничества и его распространение на остальные сферы экономического взаимодействия оказывает влияние на политику добрососедских отношений между двумя странами. Можно выделить следующие перспективные области капиталовложений ИРИ в постсаддамовском Ираке: восстановление и строительство электростанций, сетей транспортировки водных ресурсов, нефтеперерабатывающих, нефтехимических и цементных заводов [Барзегар 2007, 96]. Иран отчасти воспользовался этой возможностью для укрепления своего влияния в Ираке, создания предпосылок для повышения своей региональной мощи и улучшения отношений с этой страной, однако главные усилия в данном направлении он направил на инвестирование в религиозную туриндустрию.

Ежегодные мировые расходы на туризм превышают 2 трлн долл. Во многих странах туриндустрия оказалась главным источником рабочих мест: по всему миру в ней заняты более 100 млн человек [Садик Зера‘ати 2009, 54]. При этом Европа и США занимают в этой области первое и второе места соответственно, а на Ближнем Востоке в силу военно-политических препятствий этот показатель колеблется между 1,5 и 2%. Основным типом туризма в исламских странах региона является чистый туризм.

Инвестиционный потенциал Ирана в религиозной туриндустрии Ирака

Паломнические поездки за пределы государственных границ страны предполагают стратегическое планирование со стороны внутренних институтов ИРИ. Влияние этого рода поездок отчасти зависит от грамотного планирования:тогда, в конечном итоге, они приведут к улучшению и укреплению отношений между двумя странами. Представляется, что важнейшим следствием капиталовложений Ирана в религиозную туриндустрию станет диверсификация источников дохода с уменьшением доли нефтяных доходов.

Это объясняется тем, что значительная часть населения городов, являющихся объектами паломничества, получает косвенно свой доход от религиозного туризма на территориях обеих стран. Поэтому общие усилия, направленные на улучшение качества паломнических путешествий, окажут положительное влияние на ирано-иракские отношения.

В любом случае,от религиозного туризма напрямую зависит экономическая состоятельность перечисляемых ниже организаций и производительных сил в обеих шиитских странах:

-инженеры, архитекторы, технический персонал и мастера, занятые в строительстве, расширении или реставрации усыпальниц, находящихся в обеих странах;

-поставщики транспортных и сервисных услуг в городах, являющихся объектами паломничества, а также по пути следования к ним, например, владельцы и персонал отелей, хостелов, гостиниц для паломников и т.п.;

- типографии, издатели религиозной литературы, исполнители религиозных панегириков и элегий, продавцы молитвенников, а также книг, посвященных паломническим обычаям;

- шиитские организации социально-культурной сферы: например, Управление по исламским связям и делам паломников-не-иранцев (Эдаре-йе эртебатат-е эслами ва омур-е заэран-е гейр-е ирани), Всемирная ассамблея Людей дома (Маджма‘-йе джахани-йе ахл аль-байт);

- бюро путешествий, авиакомпании, автобусные компании, железнодорожные пассажирские компании, а также все, кто задействованв подготовке паломников к путешествию и их перевозке;

- хранители музеев, выставок, исторических и культурных достопримечательностей, а также владельцы мест развлечений;

- управляющие вакуфными территориями и заведующие делами живущих при святых местах;

- предприятия общественного питания, магазины, торговые центры и их владельцы на всем пути следования паломников.

Еще одной целью религиозного путешественника является посещение рынка и приобретение продукции местного кустарного производства [Мохаммади 2008, 36]. Покупка сувениров, связанных с именем религиозных центров, например, молитвенных ковриков и печатей, чёток, колец, тканей и даже саванов, считается неотъемлемой частью религиозного путешествия: практически все паломники, посещающие Кербелу и Наджаф, стараются купить саван и освятить его на могиле имамов. Помимо этого, некоторые иранские паломники, верящие в благодатность сувениров из священных городов, стараются покупать самые разнообразные товары, даже совершенно ненужные, например, арабские чадры, сумочки и обувь. Кто станет отрицать, что это выгодно иракским лавочникам?! Во всяком случае, если даже столь незначительное экономическое сотрудничество может создать предпосылки для широких устойчивых экономических связей между двумя государствами с их серьезным потенциалом, то это может считаться положительным воздействий паломнических поездок на двусторонние отношения.

Помимо упомянутых плюсов, религиозный туризм будет способствовать экономическому процветанию городов западных областей нашей страны, в которых находятся пограничные пункты. Он привлечет инвесторов в ослабленную промышленность,положит начало иракскому туризму и, благодаря радушному приему туристов, создаст предпосылки для улучшения положения Ирана в мировом рейтинге туриндустрии.

Туристическая отрасль нуждается в воспитании специалистов, обладающих опытом в экономической сфере, имеющих образование в области туроператорской деятельности и, что особенно важно, обладающих способностью налаживать связи с центрами иранской культуры за пределами страны [Пиран 2011, 49].

Значение доходов от туризма для восстановления и укрепления разрушенной иракской экономики и государства [Симпсон 2009, 162] можно понять, изучив плачевное положение Ирака в годы до и после недальновидного нападения Саддама на Кувейт 2 августа 1990 г., вследствие которого СБ ООН единогласно ввел санкции против этой страны, ограничив внешнюю торговлю Ирака и заморозив его зарубежные активы[Мэнсфилд 2009, 383]. Силы международной коалиции во главе с США полностью уничтожили тогда военную мощь Ирака вкупе с экономической инфраструктурой [Хаджжи Йусефи 2008, 171], фактически поставив иракский народ в катастрофическое положение. В подобных условиях появление даже одной группы туристов из Ирана могло дать надежду разрушенной иракской экономике.После падения Саддама ослабление экономической и гражданской инфраструктуры, усугубившееся терроризмом и нестабильностью [Ehteshami 2003, 115], привело к нарушению порядка в стране.

По данным Всемирной организации по туризму, к 2020 г. предполагалось увеличение числа туристов по всему миру до 5,1 млрд человек. При этом Европа привлекает наибольшее число туристов, в то время как Ближний Восток, вчастности Иран и Ирак, не просто сильно отстают, но показывают отрицательный рост туризма. В 1990 г. Иран потратил на поездки за пределы страны около 340 тыс. долл., а в 2003 г. эта цифра достигла уже 190,4 млрд долл., то есть увеличилась примерно в 12 раз. Между тем, туристический экспорт Ирана шел отстающими темпами: так, валютный доход, полученный по данной статье, составил около полумиллиона долл., а дефицит туристической сферы страны составляет около 5,3 млрд долл.[Ранджбарийан 2005, 48].

Что касается туриндустрии в Ираке, то, начиная с 2003 г., несмотря на членство во Всемирной организации по туризму [Курбани 2008, 36] и огромную туристическую привлекательность (например, развалины древних городов Вавилон и Ур, зиккураты, достопримечательности эпохи Лахмидов, Сарсинг и озеро Дукан в Иракском Курдестане), она практически бездействовала. Однако с 2005 г. турбюро снова начали свою работу [Курбани 2008, 49], и ежедневное прибытие к усыпальницам шиитских имамов 2,5 тыс. иранских паломников стало одной из статей дохода Ирака от туризма[30].

Еще однимэффектом паломнических поездок является создание условий иных форм туризма, например, «лечебного туризма» [ал-Хаффаф 2012, 17], «геотуризма» и «экотуризма». Так, шиитские паломники (иранцы, иракцы, бахрейнцы), приезжающие в Мешхед, неизменно посещают загородные районы, в частности Шандиз, Таракабе, Ходже Рабиʻ и Кух-е санги. Это не только создает дополнительные рабочие места, но и способствует положительной динамике туризма в Иране. Иракские туроператоры могут повторить тот же самый опыт по отношению к иранским туристическим группам в Ираке с его разнообразными достопримечательностями. Однако мы оставляем в стороне паломнические путешествия иракских шиитов в Иран, которые, безусловно, в корне отличаются от паломничества иранских шиитов в Ирак и рассматривает влияние на взаимоотношения двух стран поездок иранских паломников к гробницам шиитских имамов.

Еще одним косвенным воздействием религиозного туризма на ирано-иракские отношения можно считать заключенные обеими странами соглашения о создании свободных торговых и промышленных зон, а также общих границ (февраль 2009 г.). Эти границы могут не только обеспечить обмен паломниками, но стать важными транзитными пунктами и способствовать укреплению и расширению экономических отношений между двумя странами.

Заключение

ИРИ строит свою стратегию на основе регионализма, стремясь к формированию Ближневосточного исламского союза. ИРИ стараетсясоздать атмосферу доверия ипредстать в образе заслуживающей уважение державы. Для реализации этих политических планов используется религиозный туризм в качестве инструмента культурной тактики.

Исследование показало, что паломнические поездки оказывают следующее политическое, культурное, социальное и экономическое влияние на Ирак, а также на расширение и укрепление ирано-иракских отношений:

- превращение границ войны в границы мира;

- отказ от возрождения прежних исторических разногласий;

- создание базиса для проведения Ираном в Ираке политики мягкой силы;

- создание предпосылок для конвергенции и реализации универсального идеала о формировании единой мусульманской общины, а также для переосмысления понятия «исламская идентичность» и использования космополитической функции духовных путешествий;

- влияние духовного настроя паломников на распространение ненасилия и установление мира в регионе;

- участие ИРИ во всемирном проекте по восстановлению Ирака с акцентом на воссоздание святых мест в Кербеле, Наджафе, Самарре и Казимайне;

- диверсификация источников дохода ИРИ через инвестиции в религиозную туриндустрию, снижение зависимости от нефтяных доходов и повышение рейтинга Ирана в развивающейся туриндустрии.

Во время паломнических поездок происходит обмен культурными ценностями не только между иранскими и иракскими паломниками, но и между мусульманскими паломниками из других стран, прибывающими в эти святые места. Религиозные туристы выступают в роли посланников мира: совершая паломнические обряды, они сеют семена согласия и духовности. В долгосрочной перспективе это будет способствовать распространению мира и предотвращению конфликтов. Кроме того, ИРИ учитывает и доходность туриндустрии.

Проектирование культурной составляющей паломничества требует сотрудничества двух стран в вопросах оформления виз на новых условиях, автоматизации транзитного контроля и работы пограничных контрольно-пропускных пунктов, расширения паломнических маршрутов, современных, быстрых и надежных форм резервирования, развития сети транспортных услуг и гостиничного бизнеса. Взаимодействие Ирана и Ирака необходимо в рамках теории Д. Митрани о функциональном императиве к сотрудничеству. На основании опыта управления туриндустрией Иран может на более высоком уровне войти в ядро ближневосточных лидеров в качестве одного из полюсов силы «системы власти», о которой говорит упоминавшийся выше Б. Бузан.

В последние годы Иран постарался воспользоваться возможностями религиозного туризма, возникшими в рамках отношений Ирана с обновленным Ираком, чтобы создать предпосылки для формирования единой мусульманской общины, в чем состоит один из устойчивых принципов внешней политики ИРИ. Ведь изо всех жизненно важных семиотических маркеров туризм является единственным, выходящим за пределы политических границ страны, административного деления и сферы национального суверенитета, представая символом культурной идентичности и взаимодействия. Поэтому инвестирование в религиозную туриндустрию интенсифицирует процесс космополитизации, являющийся обязательной предпосылкой для создания Ближневосточного исламского союза, и согласуется с задачами Ирана по усилению своей региональной мощи и снижению последствий глобализации.

Кроме того, поверяя результаты настоящего исследования с теорией Митрани, а также другими упомянутыми теориями (особо выделяя теорию Д. Флемеса), формирующими теоретические рамки данной работы, можно сказать следующее. Иран обладает рядом важнейших предпосылок и условий для того, чтобы стать региональной державой. Так, ревизионистский подход Ирана к внешней политике после Исламской революцииосновывался на стремлении создать единую исламскую общину, что и было закреплено в Конституции, и это говорит о наличии первой предпосылки из теории Флемеса– актуализации претензий на лидерство. Что касается другого критерия Флемеса, то ИРИ намерена легитимизировать применение власти, и одним из путей обеспечения этого критерия считаются усилия Ирана по налаживанию паломнических поездок и укрепление святых мест шиизма в Ираке.

В связи с необходимостью соблюдения условия использования адекватного инструментария во внешней политике, помощь Ирана Ираку (в частности, создание условий для совершения паломничества и содействие в восстановлении гробниц шиитских имамов) обеспечивает еще одну предпосылку для превращения Ирана в региональную державу. Сами по себе паломнические путешествия являются подходящим способом для обеспечения влияния Ирана в Ираке, и в случае укрепления отношений с этой страной, ввиду значимого места Ирака в арабском мире, они послужат базисом для утверждения регионального влияния Ирана. Что касается последнего критерия Флемеса – признания лидирующей роли «третьими странами» на основе взаимопонимания и настойчивого убеждения региона в правильности своей региональной стратегии, – можно отметить, что свой обширный опыт налаживания паломнических поездок Иран может сделать базисом глубоких взаимоотношений с Ираком, строящихся на основе взаимного согласия.

На самом деле страны Ближневосточного региона, в том числе Иран и Ирак, согласно теории Митрани, обречены на сотрудничество друг с другом ради снятия препятствий для туристов со всего мира путешествовать в страны Ближнего Востока. Волны нестабильности в Тунисе, Египте, Ливии, Бахрейне, Сирии и Йемене, продолжающиеся с 2011 г., непрекращающиеся террористические акты в Ираке и Афганистане не вызывают у потенциальных туристов никакого желания ехать в эти страны. В результате в азиатской туриндуст стран Ближнего Востока заняли гораздо менее значимые для мусульман направления, вроде Малайзии и Тайланда. Например, иранские туристы в Турции с удивлением и сожалением видят тысячи путешественников, приезжающих из Европы и Америки, чтобы не так уж далеко от границы с Ираном полюбоваться церковью-мечетью Айа София и тем самым способствовать процветанию не завязанной на энергоресурсы экономики Турции. При этом они высказывают опасения по поводу посещения Ирана и Ирака, обладающих уникальными достопримечательностями [Ли 1999, 35].

В качестве первого шага на пути преодоления этого общего препятствия страны Ближнего Востока могут навести порядок в сфере религиозного туризма. В основе его – тот род функционального императива, который имел в виду Митрани и который в последние годы вынуждает эти страны, в том числе Иран и обновленный Ирак, вместе искать выход из сложившейся ситуации.

ЛИТЕРАТУРА

Айати, ‘Али-Реза. ‘Арак канун-е та‘сиргозар [Ирак как влиятельный центр]. Тегеран, 1389/2010.

Акаджани, Каннад. Эхрадж-е иранийан аз ‘Арак [Депортация иранцев из Ирака]. Тегеран, 1384/2005.

‘Алавийе Кермани, Хаджийе-ханум. Руз-наме-йе сафар-е хадж-е ‘атабат-е ‘алийат ва дарбар-е насери [Дневник паломничества к высоким порогам и путешествие ко двору Насер <ад-Дина>] / Подг. к публ. Расула Джа‘фарийана. Кум, 1386/2007.

Амин ад-Доуле, ‘Али-хан. Воспоминания политического деятеля / Подг. к публ. Хафеза Фарманфармайана. Тегеран: Амир Кабир, 1370/1991.

Амирахмади, Хушанг. Иран ва Халидж-е фарс [Иран и Персидский залив] / Пер. на перс. яз. Джамшида Зангане // Маджмуʻе-йе макалат-е чехоромин семинар-е Халидж-е фарс. Тегеран, 1378/1999.

Арендт, Ханна. Тоталитаризм / Пер. на перс. яз. Мохсена Саласи Моджаррада. Тегеран: Салес, 1388/2009.

Ахмади, Сеййед ‘Аббас. Иран, энкелаб-е эслами ва жиуполитик-е шиʻе [Иран, исламская революция и геополитика шиизма]. Тегеран, 1390/2011.

Бакернежад, Сеййед. Мотале‘е-йе тахлили ва татбики-йе сийасат-е хареджи-йе Джомхури-йе Эслами-йе Иран ба назарийе-йе сазеангари [Сравнительно-аналитическое исследование внешней политики ИРИ на базе теории конструктивизма] // ‘Олум-е сийаси 49 (1389/2010).

Барзегар, Кейхан. Джайгах-е террурисм-е джадид дар моталиʻат-е Хавар-е мийане ва равабет-е бейн ал-мелал [Место современного терроризма в изучении Ближнего Востока и международных отношений] // Мотале‘ат-е Хавар-е мийане XIII:4 (1385/2006), XIV:1 (1386/2007).

Бейлис Дж., Смит С. Джахани шодан-е сийасат: равабет-е бейн ал-мелал дар ‘арсе-йе новин [Глобализация мировой политики: международные отношения на новой арене] / Пер. на перс. яз. Абу-л-Касема Рахчамани. Тегеран: Абрар-е мо‘асер, 1383/2004.

Бжезинский, Збигнев. Энтехаб: солте йа рахбари [Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство] / Пер. на перс. яз. Амира Хосейна Ноурузи. Тегеран: Най, 1386/2007.

Бохрани, Мортеза; Хосейни, Малек. Форсатха-йе Иран бара-йе табдил бе кодрат-е бартар-е мантакеи [Потенциал Ирана для превращения в великую региональную державу] // Пажухешха-йе сийаси-йе джахан-е ислам 1391/2012.

Ва‘эз, Нафисе. Та‘амол-и бар ‘элал ва ‘авамел-е вагерайи-йе мийан-е кешварха-йе эслами-йе Хавар-е Мийане [Размышления о причинах и факторах дивергенции мусульманских стран Ближнего Востока] // Мотале‘ат-е мийанфарханги II:4 (1386/2007).

Ва‘эз, Нафисе. Форсатха-йе гярдешгяри-йе дини бар сийасат-е мантакеи-йе Иран аз 2001 та 2011 [Влияние религиозного туризма на региональную политику Ирана (2001–2011 гг.)]. Международная конференция «Религиозный туризм и развитие культуры паломничества». Т. 2. Машхад: Нохостин, 1390/2011.

Голабчи, Казем. Ме‘мари-йе моʻасер ва тоусе‘е-йе харим-е харам-е мотаххар-е хазрат-е Реза дар Машхад [Современная архитектура и расширение пречистой усыпальницы Его Святости Резы в Машхаде]. Личная беседа с автором статьи (1386/2007 г.).

Дехкани Фирузабади, Джалал. Сийасат-е хареджи-йе Джомхури-йе эслами-йе Иран [Внешняя политика ИРИ]. Тегеран: САМТ, 1388/2009.

Джонс С. Бар-карари-йе назм ва канун ба‘д аз моназе‘е [Установление порядка и закона после конфликта] / Пер. на перс. яз. ‘Аскара Кахраманпура. Тегеран, 1388/2009.

Имам-задефар, Парвиз. Барраси-йе кодрат-е нарм дар сийасат [Мягкая сила в политике] // Мотале‘ат-е сийаси 7 (1389/2010).

Йазданфам, Махмуд. Хавар-е мийане ва Джанг-е Иран ва ‘Арак [Ближний Восток и Ирано-иракская война] / Сб. статей. Тегеран, 1388/2009.

Йа‘куби, Абу-л-Касем. Гярдешгяри дар Кур’ан [Путешествие в Коране] // Фикх 14 (1376/1997).

Кербелаи Карнатаки Хенди, Хафез Мохаммад ‘Абд ал-Хусейн. Тазкират ат-тарик фи масаʼиб худжадж байт Аллах ал-‘атик [Путевые заметки о бедствиях паломников к Дому Аллаха] / Подг. к публ. Расула Джа‘фарийана. Кум, 1386/2007.

Курбани, ‘Адель; Садик Мохаммади, Мир Фархад. Равабет-е эктесади-йе Иран ва ‘Арак: чешмандазха ва форсатха [Экономические связи Ирана и Ирака: перспективы и возможности]. Тегеран: Тадбир-е эктесад, 1387/2008.

Ли, Джон. Гярдешгяри ва тоусе‘е дар джахан-е севвом [Туризм и прогресс в странах третьего мира] / Пер. на перс. яз. ‘Абд ар-Резы Рокн ад-Дини Эфтехари. Тегеран: Базаргани, 1378/1999.

Марр, Феб. Та’рих-е новин-е ‘Арак [Новая история Ирака] / Пер. на перс. яз. Мохаммада ‘Аббаспура. Тегеран: Остон-е кодс-е Резави, 1380/2001.

Маскле, Жан. Вахдат-е сийаси-йе Орупа [Политическое объединение Европы] / Пер. на перс. яз. Махмуда Сур-е Исрафила. Тегеран, 1389/2010.

Моджтахед-заде, Пируз. Кешварха ва марзха дар мантаке-йе жиуполитик-е Халидж-е фарс [Страны и границы в геополитическом регионе Персидского залива] / Пер. на перс. яз. Малека Мохаммади. Тегеран, 1373/1994.

Мохаммади, Хамид-Реза. Накш-е гярдешгяри-йе зийарати дар тоусе‘е-йе эджтема‘и-эктесади-йе сакунатгахха-йе зийаратгахи-йе рустайи [Роль паломнического туризма в социально-экономическом развитии сельских поселений] // Рошд-е амузеш-е джографйа XXIII:2 (1387/2008).

Мохтари, Мохаммад Махди. Фидель Кастро ахерин базманде-йе джанг-е сард ва чалешха-йе даруни ва бируни-йе Куба [Фидель Кастро – пережиток Холодной войны: внешние и внутренние угрозы Кубы]. Тегеран: Эттела‘ат, 1386/2007.

Мошир-заде, Хомейра. Тахаввол дар назарийеха-йе бейн ал-мелал [Эволюция теории международных отношений]. Тегеран: САМТ, 1386/2007.

Мэнсфилд, Питер. Та’рих-е Хавар-е Мийане [История Ближнего Востока] / Пер. на перс. яз. ‘Абд ал-‘Али Эспахбоди. Тегеран, 1388/2009.

Най, Джозеф. Карборд-е кодрат-е нарм [Использование мягкой силы] / Пер. на перс. яз. Сеййеда Резы Мира Тахера. Тегеран: Кумис, 1382/2003.

Накиб-заде, Ахмад. Таʼсир-е фарханг-е мелли бар рафтар-е сийаси-йе иранийан [Влияние национальной культуры на политическое поведение иранцев]. Тегеран, 1382/2003.

Пиран, Пируз. Энкелаб-е джахангярди [Туристическая революция] // Иран-замин I:2, 1390/2011.

Ранджбарийан, Бахрам. Шенахт-е гярдешгяри [Наука о туризме]. Исфахан: Чахарбаг, 1384/2005.

Рахмани, Та‘иб. Гофтогу-йе Иран ва Орупа [Диалог Ирана и Европы]. Тегеран, 1375/1996.

Резайи, Мохсен; Мобини, ‘Али. Иран-е айанде дар офок-е чешмандаз [Будущее Ирана в обозримой перспективе]. Тегеран, 1385/2006.

Садик Зера‘ати, Джа‘фар. Базарйаби-йе бейн ал-мелали-йе гярдешгяри [Международный туристический маркетинг] // Мосаферан II:6 (1388/2009).

Сайф-заде, Хосейн. Назарийеха ва тиуриха-йе мохталеф дар равабет-е бейн ал-мелал-е фарди-джахани шоде [Школы и теории индивидуализированных и глобализированных международных отношений]. Тегеран, 1384/2005.

Симпсон, Джон. Фарджам-е диктатур [Конец диктатора] / Пер. на перс. яз. АсгарКахраманпур. Тегеран: Хорсанди, 1388/2009 [воригинале: The Wars Against Saddam: Taking the Hard Road to Baghdad].

Таки-заде Давари, Махмуд. Негах-и бе джаме‘ешенаси-йе зийарат [Беглое знакомство с социологией паломничества] // Ма‘рефат Х:6 (1380/2001).

Талашан, Хасан. Дурнама-йе жиуполитик-е ши‘е дар ‘Арак [Перспективы геополитики шиизма в Ираке] // Шиʻешенаси VIII:31 (1389/2010).

Тахлилха-йе чалешха-йе бахш-е гярдешгяри [Анализ проблем туристического сектора] // Маджлес ва пажухеш XI:12 (1371/1992).

Тюаль Ф. Жиуполитик-е ши‘е [Геополитика шиизма] / Пер. на перс. яз. Кетайун Басер. Тегеран: Вистар, 1382/2003.

Хаджжи Йусефи, Амир Мохаммад. Сийасат-е хареджи-йе Джомхури-йе Эслами-йе Иран дар партоу-е тахавволат-е мантакеи (1991–2001) [Внешняя политика ИРИ в свете региональных изменений (1991–2001)]. Тегеран, 1384/2005.

Хаджжи Йусефи, Амир Мохаммад.Чешмандазха-йе мантакеи ва бейн ал-мелали-йе ‘Арак-е пас аз Саддам [Региональные и международные перспективы постсаддамовского Ирака]. Тегеран, 1387/2008.

ал-Хаффаф, Хамид. Дидегахха-йе сийаси-эджтема‘и-йе айатолла Систани дар масаʼел-е ‘Арак [Социально-политические взгляды айатоллы Систани по иракской проблеме] / Пер. на перс. яз. Мохаммада Джавада Рахмати. Тегеран: Кявир, 1392/2013.

ал-Хаффаф, Хамид. Нагофтеха-йи аз сафар-е дармани айатолла Систани ва бохран-е Наджаф [Неизвестные страницы поездки айатоллы Систани на лечение и наджафский кризис] / Пер. на перс. яз. Мохаммада Реза Марварида. Тегеран: Эттела‘ат, 1391/2012.

Хосрови, Гулам-Реза. Чешмандаз-е ‘Арак-е айанде [Панорама будущего Ирака]. Тегеран, 1390/2011.

Чехельтани, Махди. Тавассоль моуред та’айид-е ши‘е ва сонни-аст [Прибегание к посредническому заступничеству одобряется шиитами и суннитами] // Та’рих ва андише 73 (1389/2010).

Шафи‘и, Ноузар; Шейхун, Ахсан. Тахлил-е сазеангаране аз та’сир-е кодрат-е фарханги бар хежемуни-йе Айалат-е моттахеде-йе Амрика дар незам-е бейн ал-мелал [Конструктивистский анализ влияния культурной силы на гегемонию СШАвмеждународнойсистеме] // Мотали‘ат-емийанфархангиV:12 (1389/2010).

Baldwin, David A. Power and International Relations // Handbook of International Relations. Ed. by Walter Carlsnaes, Thomas Risse and Beth A. Simmons. London: Sage Publ., 2002. P. 177–191.

Buzan, Barry. Regions and Powers:The Structure. London: Cambridge Univ.Press, 1996.

Ehteshami, Anushirvan. Iran-Iraq Relation after Saddam. Washington, 2003.

Flemes, Daniel. Conceptualising Regional Power in International Relations: Lessons from the South African Case // GIGA Working Papers (German Institute of Global and Area Studies, Hamburg), No. 53, 2007. URL:https://www.econstor.eu/bitstream/10419/47734/1/605416184.pdf.

Halliday, Fred. Revolution and World Politics: The rise and fall of the sixth great power. London: Palgrave Macmillan 1999. 402 p.

Mitrany, David. A Working Peace System. Chicago: Quadrangle, 1966. 221 р.

Nasr, Vali. Regional Implication of Shia Revival in Iraq // Washington Quarterly, Vol. 27, No. 39, 2004.

Nye, Joseph S. Soft Power // Foreign Policy, 1990, No. 80. P. 153–171.

Pedersen, Thomas. Cooperative Hegemony: Power, Ideas and Institutions in Regional Integration // Review of International Studies, Vol. 28, No. 4, 2002. P. 677–696.

Shaw G., Williams A.M. Critical issues on tourism: a geographical perspective. Oxford: Basil Backwell, 1994.

Schoeman, Maxi. South Africa as an Emerging Middle Power: 1994–2003 // State of the Nation: South Africa 2003–2004. Ed. by John Daniel, Adam Habib, Roger Southall. Pretoria: Human Sciences Research Council, 2003. P. 349–367.

Vaez, Nafiseh. Opportunity and Limitation of Religious Pilgrim in Iran and Iraq relations // 18^th International DAVO Congress for Contemporary Research on the Middle East, Berlin, 6–8 October, 2011.

Vaez, Nafiseh. A Study of Obstacles to the Establishment of an Islamic Union in the Middle East // World Congress for Middle Eаstern Studies. Barcelona, 19–24July, 2010.

[1] Оригинал статьи был опубликован на персидском языке в журнале «Ши‘ешенаси» [Шиитские исследования], Том XIII, № 2 (2015). С. 181–220. Перевод на русский – Б.В. Норик. Подбор статьи и перевод осуществлены при поддержке Фонда исламской культуры им. Ибн Сины.

[2] Здесь и далее приводится по изданию: Коран / пер. и коммент. И.Ю. Крачковского. М.: Наука, 1988. – Прим. ред.

[3] Барри Гордон Бузан (род. 1946), политолог «английской школы» международных отношений (London School of Economics), основатель теории комплекса региональной безопасности.

[4] Дэвид Митрани (1888–1975), политолог румынского происхождения, работал в Институте перспективных исследований Принстонского университета (США). Известен как специалист в области региональной интеграции и основоположник теории функционализма в международных отношениях. – Прим. ред.

[5] Эрнст Бернард Хаас (1924–2003), американский политолог немецко-еврейского происхождения. Служил в военной разведке США, учился в Чикагском и Колумбийском университетах. Работал профессором Департамента политических наук при правительстве США, был профессором, а в 1969–1973 гг. директором Института международных исследований Калифорнийского университете в Беркли. Разрабатывал теорию интеграции в рамках неофункционализма. – Прим. ред.

[6] Ученый из Германского института глобальных и региональных исследований (GIGA, Гамбург) – Прим. ред.

[7] См., например: Коран 8:62–63. – Прим. перев.

[8] Династия Сафавидов правила с 1502 по 1736 гг. – Прим. перев.

[9] Другое название реки – Шатт-эль-араб. – Прим. перев.

[10]По данным ВТО, в 2000 г. общее число туристов в мире составило 698 млн чел. URL: https://www.wto.org/english/tratop_e/serv_e/cuadro_e.doc. – Прим. ред.

[11]Имеется в виду Фатима (ум. 816 г.), дочь седьмого шиитского имама Мусы ал-Казима и сестра восьмого шиитского имама ‘Али ар-Резы (ум. 818 г.), усыпальница которой находится в Куме (религиозном центре Ирана, расположенном примерно в 120 км к югу от Тегерана). – Прим. перев.

[12] Полное название организации – «Центральная паломническая служба Ирана» (Шеркят-е маркязи-йе дафатер-е хадамат-е зийарати-йе сарасар-е Иран, ШАМСА). – Прим. перев.

[13]Эʻтемад. Чахаршамбе 18 мордад 1391 / 19 рамазан 1433, с. 3.

[14] См.: www.isna.ir/fa/news/jhvdonsjvsd22/5/1391.

[15] На западе остан Илам граничит с Ираком. – Прим. перев.

[16] Центр расположен в г. Керман. 15 ша‘бана (8 месяц мусульманского календаря) шииты празднуют день рождения 12-го имама – имама Махди (род. в 869 или 870 г.). – Прим. перев.

[17] Видимо, Джозеф Най-младший – очень влиятельный американский политолог, заслуженный профессор факультета госуправления Гарвардского университета. В рамках неолиберальной теории разрабатывал для американской политики понятие «мягкой силы». См., например: Най Дж. Как «резкая» сила угрожает мягкой силе // Россия в глобальной политике, 29.01.2018. URL: https://globalaffairs.ru/articles/kak-rezkaya-sila-ugrozhaet-myagkoj-sile. – Прим. ред.

[18]Интернешнл ньюс, 12 дей 1385.

[19] См.: www.isna.ir/fa/news/jhvdonsjvsd22/5/1391.

[20] «Теория матери селений» (назарийе-йе умм аль-кура) была выдвинута известным иранским политическим деятелем Джавадом Лариджани (род. 1951 г.) в 1984 г. Теория проецирует эпитет «матери селений» (умм аль-кура) в сферу международных отношений, закрепляя его за мусульманской страной, играющей ведущую роль в исламском мире. По мнению автора теории, после Исламской революции таким государством стал Иран, поэтому помимо своих национальных интересов он должен заботиться об интересах всего исламского мира, который, в свою очередь, должен оказывать ему всяческое содействие. Арабские страны Персидского залива восприняли эту теорию как враждебное проявление экспансионистской политики Ирана (см., например: аль-Халифа, Хамид. Назарийа Умм аль-кура аль-иранийа ва-т-тарик иля Макка ва-ль-Манама ва махатируха ‘аля дуваль аль-Халидж аль-ʻараби (Иранская теория матери селений и путь в Мекку и Манаму: риски для стран Арабского залива) // Ар-Расед, № 115, 12.11.2012. URL: http://www.alrased.net/main/articles.aspx?selected_article_no=5942). – Прим. перев.

[21] Назар Катари (Назар Фазлулла Равани, род. 1971 г.) – известный современный панегирист шиитских имамов. Завершил образование в Катаре. В совершенстве владеет арабским, персидским, английским и урду. В настоящее время живет в Кувейте (http://www.shia-news.com/fa/news/2524). – Прим. перев.

[22] Молитвенное обращение четвертого шиитского имама Зайн аль-‘Абедина (ум. 713 г.) во время его посещения могилы имама ‘Али. – Прим. перев.

[23] Молитвенное обращение, составленное десятым шиитским имамом ‘Али ан-Наки (ум. 868 г.). Предназначено для произнесения на могиле любого шиитского имама. – Прим. перев.

[24]Ахбар-е ши‘ийанVI, 54 [2010], c. 22.

[25] Находятся в погребальном комплексе в г. Казимийа (Казимийан), примерно в 5 км от Багдада. Имам Муса аль-Казим (ум. 799 г.) – седьмой шиитский имам, имам Джавад (ум. 835 г.) – девятый шиитский имам Мухаммад аль-Джавад ибн ‘Али ар-Реза, внук Мусы аль-Казима. – Прим. перев.

[26] Имеется в виду купол усыпальницы, в которой похоронены десятый и одиннадцатый шиитские имамы – ‘Али ибн Мухаммад ибн ‘Али аль-Хади (ум. 868 г.) и Хасан ибн ‘Али ибн Мухаммад аль-‘Аскари (ум. 874 г.). – Прим. перев.

[27]Ахбар-е ши‘ийанVI, 56 [2010], c. 32.

[28]Ахбар-е шиʻийанVI, 55 [2010], c. 28.

[29]См.: URL: http://www.atabat.org.

[30]Хабаргозари-йе Фарс, 2.07.1386.